«Сегодня будет особенный день» - думает Нира О’Берн, устало глядя в предрассветную хмурь, лишь едва забрезжившую на востоке. Вернее, в том месте, которое в Ифреанне назвалось бы востоком, а здесь… Здесь оно каждый день разное.
Но сегодня она угадала. Да, день определённо будет совершенно особенным. Не только для неё. Они к нему долго готовились.
«Надо вставать»
Она, впрочем, почти и не спала сегодня. Нервы.
Закутавшись в привычный синий плащ, ведьма заспешила вниз. В замке сегодня холодно и непривычно тихо.
«Не будь ты такой беспомощной, была бы сейчас с ними»
«Мешалась под ногами или горела б на костре?»
«Всё возможно»
В комнате, стены которой завешены тяжелым синим бархатом, темным, как сама ночь, зияющая в узких стрельчатых окнах, витал сложный, горько-сладкий запах - полынь, орхидеи, древесная смола... Нира нерешительно замирает у входа, вглядываясь в противоположный конец комнаты: там, под покровом густой, почти осязаемой тени смутно виднелся высокий женский силуэт, едва подсвеченный светом чуть тлеющих углей в камине.
- Гхара? Могу я…
- Подсмотреть хочешь, а, Берн? – скрипуче усмехается старушечий голос. Она бросает в почти потухший костёр щепотку какого-то порошка и пламя вспыхивает изумрудным цветом, вмиг разрастаясь, заполняя комнату густым дымом фимиама и лиловыми тенями. Лысый череп карги блестит в зелёном свете, - Иди, гляди…
Облегчённо выдохнув, когда тьма расступилась, рыжая неслышно ступает в зал. Даже спустя столько лет она не одолела этот глупый страх. Присев на колени перед разросшимся пламенем, рассеянно расправляет юбки, смотрит в огонь. Нет, неправильно – нужно сквозь. Расфокусироваться. Прогнать мысли.
Покусывающая трубку старуха косит на неё чёрным глазом, бесшумно посмеиваясь.
Зелёные языки вьются и пляшут, но каждый раз, когда ведьме кажется, что она видит в них искомые фигуры, они вмиг ускользают. Дразнят. Злят. Пламени Нира никогда не любила. Как и большинство ведьм. Нормальных ведьм.
Большинство мистерианских, конечно, таковыми не являлись. Только звались. Глупые самонадеянные бабищи, столь всецело полагающиеся на свою безыскусную волшбу… Многие из них даже владели огнём. Ха! Ведьма и пиромантия! Наверное, только этот мир мог породить такую вопиющую глупость.
Но как ни называй этих колдуний, они были сильны, этого не отнять. Слишком сильны. Большинство из них никогда не встречали поистине достойного сопротивления. Не оставались один на один с чувством абсолютного и полнейшего своего бессилия.
Они никогда не думали, что правда могут проиграть войну.
Но это ничего. Всякой армии нужны солдаты, и сомнения - не их удел. Колебания, мысли, планы - всем этим занимаются те, кто их направляет. Те, кто понимает, что суть ведовства не в слепой мощи, но в знании. В хитрости. Она-то и отличает ведьму от волшебницы. Разница та же, что между молотом и рычагом: ведьмы, как правило, ищут некую точку равновесия, чтобы небольшими усилиями добиться солидных результатов. Чтобы вызвать лавину, можно либо сотрясти гору, либо бросить в правильно выбранное место маленький снежок.
Гхара, Матриарх Клана, всё это понимала. Понимала и Нира О’Берн. Слабейшей из всех вообще было известно очень и очень многое. Такова уж была её особенность: во многом ей не везло, но вот знания всегда текли в её руки щедрой рекой.
Она улыбнулась, невидяще глядя куда-то вдаль. Когда-то давно, едва попав в это время, она так отчаянно пыталась применить свои знания на благо. Предупредить. Уберечь. Подсказать. Она просила за это столь малое – не создавать чудовище, что сломает жизнь. Так для всех будет лучше, ведь правда? Правда?
- Что, опять не выходит? – усмехается сверху карга.
- Нет, - со вздохом признаётся рыжая, - Мысли не о том.
Гхара фыркает. Очередное дымное облачко получается совсем смешной формы.
- Тогда у меня есть идея получше. Идём.
- А уже можно? – взволнованно сомневается жрица, - Ты же знаешь, я не…
- Не дрейфь. Они уже почти закончили. А мои старые кости так давно ждут возможности искупаться…
Поднявшись, она хватает рыжую за руку и увлекает за собой. Роста старуха почти великаньего, на фоне маленькой вдовы так особенно.
Когда-то ведь именно она не дала своим расквитаться с забредшей на их территорию светлой. Выслушала. Поняла. Успокоила.
Дала новую цель. Мягкие улыбки и нежный смех открывали те двери, какие не вскрыть грубой силой. Выманивали секреты, какие не вытянешь раскалёнными добела щипцами.
И магия света, конечно. Жреческий дар, в искаженном времени утративший все запреты, позволяющий убивать, предавать, творить последние зверства и оставаться во свету… О да. Как можно не довериться светлому магу? 
Так в этих бесплодных тёмных землях её знания нашли самую благодатную почву.
Открыв одну из бесчисленных потайных дверей в своём жилище, Гхара неспешно спускается по каменной лестнице в подвал, дверь которого была надёжно защищена несколькими магическими печатями. Сняв их все по очереди, Матриарх отворяет дверь и их лица тонут в ярком свете, переливающемся всеми возможными цветами, такими неожиданными в этом пропитанном тьмой и серостью месте. Огромная монументальная арка занимает почти всё пространство комнаты, и меж колоннами-кариатидами сияет дыра постоянного портала. Поддерживают его несколько сосредоточенных, напряженно хмурящихся фигур.
- Вы бы их там поторопили, - недовольно ворчит измождённый мужчина. Из носу у него течёт тонкая струйка крови.
Рассеянно кивнув, Нира шагает в пространственную дыру. Безмолвие вертепа сменяется буйством ощущений. Здесь кричат и хохочут, откуда-то доносятся слабые стоны. Запах крови и выпущенных кишок пробивается даже сквозь едкую гарь пожаров.  Кто-то хватает её за лодыжку. Нира бросает быстрый взгляд вниз, замечает инь-яньскую эмблему на шлеме и с силой лягает хватуна.
- Я же просила обойтись без пожарищ и бойни, - досадливо морщится ведьма. Это был не первый город, который армия ведьм, будто молот, раздавила и уничтожила. Планомерно, один за одним, не давая успеть объединиться и подготовиться. Лживые слухи, которые распустила многоликая ведьма в других поселениях, лишь подогревали вражду и недоверие оставшихся друг к другу. Они же и пестовали самоуверенную надежду на их собственную силу и избранность.
“Разделяй и властвуй” было самой актуальным девизом во всех мирах.
Но Нира считала, что в Мистерии было и без того достаточно мёртвых выжженных земель, чтобы творить новые. Никто не хочет владычествовать над пустотой.
- Девочки развлекаются, - благосклонно хмыкает Матриарх. Чёрная чешуя у неё на висках ярко сверкает в зареве пожаров.
Они движутся вперёд, ловко огибая горы трупов и чрезмерно глубокие кровавые лужи. Когда на них падает горящая балка, глава клана останавливает ее даже не глядя. Под ногами хлюпает багровая жижа.
Вдруг из-за полуразрушенной стены перед ними выскакивает женщина в изодранном кимоно. Летит, не разбирая дороги, пока вдруг не замечает ведьм. Узнаёт. В глазах, слезящихся от вони и едкого дыма, вспыхивает сначала ужас, а после – жгучая злоба. С отчаянным воплем она замахивается своим длинным мечом – но прежде, чем нагината успевает проткнуть её насквозь, О’Берн успевает посмотреть ей в глаза. Безымянная замирает, опускает копьё и чинно разворачивается. На запорошенном пеплом лице с прочерченными слезами чистыми дорожками мелькает обида и ненависть. Может, она поняла, что произошло, только сделать ничего, загнанная в самый дальний уголок своего сознания, уже не могла.
Из-за того-же поворота выскальзывает пара чёрных теней – чудовища, состоящие, кажется, из одних гладких мускулов, игольчатых зубов и неуёмной ярости. Должно быть, от них-то женщина и бежала. Неуловимым для человеческого глаза движением они бросаются на застывшую фигуру, поваливая на землю, точно тряпичную куклу. Она вновь истошно кричит, но не долго – вопль сменяется бульканьем, когда трахею ей вырывают с корнем. Утробно чавкая, твари жрут её заживо.
Жрица морщится и отворачивается.
«Она бы всё равно умерла», - успокаивает она свою совесть. Рыжая хочет продолжить путь, но путь им вновь преграждают.
- Ах, вот и вы! – широко улыбаясь, навстречу им из дыма выходит неуместно разодетая блондинка. Хозяйка чудовищ, - Мы думали, что уже не дождёмся!
Она кланяется Матери и улыбается ещё шире. Рот у неё перемазан кровью, стёкшей по шее в глубокое декольте, а лишённые радужек глаза смотрят на Ниру совершенно безумно.
- А у меня тут для тебя подарочек, сестрица, - подходя ближе, Сцилла наклоняется и протягивает она рыжей руку с сумкой, - На вот, погляди.
Нира осторожно ту приняла, без особого интереса изучила. Что она могла тут такого откопать?
Что-то круглое. И тяжёлое. Может, магический шар?
Но разве они бывают волосяными?
Блондинка всё ещё улыбается.
С выражением искреннего замешательства на лице жрица вынимает из сумки отрубленную человеческую голову. Черноволосую. Черты лица заострились, кровь свернулась.
Остекленелые глаза основателя Инь Яня смотрят обвиняюще на неё снизу вверх.
- Нравится? – улыбка Сциллы, кажется, скоро должна порвать ей рот. Она наклоняется и быстро проводит языком по щеке вдовы, оставляя полосу чужой крови, - Сделаешь себе кубок для винца!
Развесёло хохоча своей шутке, она отстраняется и идёт дальше. Тени, что выпотрошили несчастную, бесшумно скользят следом, ненасытно желая отыскать себе новую жертву.
Обессиленная вмиг жрица вновь смотрит на отрубленную голову в своих руках. Как бы всё повернулось, не посчитай он её тогда сумасшедшей? Не отнесись с таким отвращением и холодностью? Если бы поверил и выслушал? Как сложилась бы жизнь, не воспылай отвергнутая девушка ненавистью, не открой ведьмам тайну того, кто и как создаст живое оружие, что должно было их погубить? 
- Как думаешь, он хоть когда-нибудь любил меня?
Гхара лишь снисходительно улыбается. Обрамлённые старческими морщинками глаза по-змеиному бесстрастны. В последний раз крепко прижав к себе голову Катсуро, рыжая нежно закрывает ему глаза, а затем вдруг резко швыряет голову в голодный огонь, к остальным телам. Матриарх довольно кивает. Может, потом Нира ещё передумает и пошлёт кого-нибудь её отыскать. Но сейчас лишь разворачивается на каблуках и размеренным, спокойным шагом продолжает путь к Источнику вечной молодости. Выходит навстречу заре в город, в котором ближайшее время будет править. И на время это у неё множество далеко идущих планов.
Лишь проходящий ночью мимо её покоев служка услышит горький женский плач.
«Как далеко мне нужно зайти, чтобы время вновь повернулось вспять?»

Дверь в трактир коротко скрипнула, и в помещение вошел высокий мужчина. Капюшон накидки, потяжелевшей от моросящего дождя, сполз на лицо, но трактирщик сразу узнал в крупной фигуре своего постоянного клиента и приветливо кивнул ему.
- Как обычно?
- Сегодня чего покрепче, - глухо ответил гость, скидывая капюшон и занимая излюбленное место в углу стойки.
Трактирщик молча отвернулся за напитком, а Бариан снял мокрый плащ, который тут же услужливо приняла в руки барышня с подносом и отнесла к очагу, чтобы развесить сушиться. Рука мужчины скользнула за пазуху, нащупывая спрятанный предмет, задержалась там, будто не решаясь достать вещицу, а затем все же извлекла на свет: это была маленькая лоскутная куколка, с детскую ладонь, свернутая из не выбеленного льна. Одна нить перевязывала шею, обозначая голову, а две других обозначали руки. Личико куклы было неумело разрисовано детской рукой, много раз поправлялось, а на туловище виднелась истершаяся руническая вязь.
Трактирщик поставил перед Баром тяжелую кружку и выжидательно посмотрел. Он знал, что задавать вопросы незачем, очевидно, его гость и сам хотел выговориться, собираясь с духом. Тот сделал пару больших глотков и едва не поперхнулся.
- Ну и пойло!
- Принести другое?
- Нет, то что надо, пусть жжет, - Бариан скривился, но не от питья, а будто что-то больно сдавило грудь, на лице отчетливо проступила гримаса горя и утраты.
Он втянул носом воздух, запрокидывая голову, и попытался прогнать ком в горле.
- Сегодня сожгли Карину.
- Как? Почему?! Она же не... - трактирщик не мог скрыть удивления, он знал Карину и, как и все в городке, считал ее едва ли не самым праведным созданием, одним своим видом прогонявшим ночные кошмары у детей.
- Я сам видел, и многие другие, - мужчина тряхнул  головой , будто не желая слышать собственные слова. - Дьявол, я думал мы будем вместе всегда, она одна не давала мне сойти с ума в этом проклятом мире!
Трактирщик молча слушал своего посетителя, понимая, что никакие слова утешения здесь не помогут. Он уже знал историю Карины, их знакомства с Барианом и судьбоносной встречи здесь, в Мистерии.  Тогда, пару лет назад, Бар счастлив настолько, насколько вообще может быть счастлив человек, чья работа - казнить ведьм, устраивая повешения и публичные сжигания, и постоянно рассказывал о девушке, на которой собирается в будущем жениться.
***
Они росли в одном стане, все дети от мала до велика были дружны, семья Бариана держала лошадей, а семья Карины овец, и когда маленькой девочке стали доверять пасти стадо, Бариан часто оказывался неподалеку со своим табуном и помогал ей. Впрочем, Карина не слишком нуждалась в наставничестве, у нее был настоящий талант и овцы слушались ее, будто внимая каждому слову, и дни пролетали за болтовней и нехитрыми детскими забавами. Так они и росли бок о бок, поддерживая общение несмотря на разницу в возрасте.
Когда Бариан объявил о намерении пуститься в путешествия и заняться работой наемника, Карина, тогда нескладный  угловатый подросток, преподнесла ему на прощанье тряпичную куклу, сделанную когда-то для нее же самой Барианом. Теперь на ее платьице красовались руны, которые должны были привести путника домой, когда он этого захочет. Будущего наемника сложно было назвать сентиментальным, но подарок он сберег, сполна осознав его ценность уже здесь, в Мистерии. 
Новый мир оказался полон магии, зла и горечи, кишел опасными существами, волшебными тварями, и буквально за каждым камнем таилась смерть, только и ждавшая зазевавшегося путника или несведущего иномирца.  Бариан быстро усвоил, что здесь нельзя слепо бросаться на крики о помощи или протягивать руку всякой незнакомке, якобы случайно встреченной в лесу.  Лишь раз он воочию узрел силу настоящей ведьмы, и этого оказалось достаточно, чтобы без всяких сомнений вступить в ряды охотников на нечестивых. Правда с мечом против огня много не навоюешь, пред лицом магии бывалый воин терял самообладание, и ему нашли иную работу, где пришлись кстати его сила и нелюбовь к ведьмам.
Будни новоиспеченного палача тянулись монотонно, надежда на возвращение домой гасла и казалось, кружка эля вечером в трактире будет единственной отрадой до конца его дней здесь. Но Судьба преподнесла ему неожиданный подарок.
У стен города паслось стадо овец, и Бариану показалось знакомым, как девушка-пастушка направляет животных, а те послушно, чуть не рядами вышагивают.  Он уже видел это, и не раз, очень давно, но никак не мог вспомнить, да и девушка издали не выглядела знакомой, но сердце отчего-то забилось быстрее, заставив направиться прямо к ней. До слуха мужчины донеслась мелодия, которую напевала пастушка.
- Карина!
Она подняла голову, оглядываясь на зов.
- Не может быть! Ты! Откуда, как? - радость вскружила Бару голову.
Он и не мечтал увидеть кого-то со своего мира, да еще знакомого, а тут такое! Уж не морок ли?
Девушка смотрела на него удивленно, в оцепенении, удивленная не меньше, и, наконец, узнала. Карина чуть не прыгала от счастья, схватит за руки друга детства, они засыпали друг друга вопросами, наперебой рассказывая, как попали в этот мир. Оказалось, что девушка здесь на пол года дольше, но ей повезло очутиться прямо в селении, путешествовать она побоялась, а потому не могла разузнать больше или разыскать других иномирцев, кроме тех, что случайно забредали в городок.
Отныне каждый день их жизни был наполнен смыслом. Встречаясь, они проникались все большей симпатией и в конце концов решили, что им суждено быть вместе и впору планировать будущее, а молодой семье, как известно, нужен свой дом. Бариан теперь почти не тратил деньги на выпивку, к огорчению трактирщика, зато потчевал его своими планами на будущее, историями из их с Кариной детства и новостями последних дней. Казалось, вот она, земля под ногами, и даже ужас регулярных казней мерк перед надеждами на будущее.
***
Но в один день все снова переменилось, и мир рухнул. Бариан вышел вечером к воротам, чтобы встретить возлюбленную, возвращавшуюся с пастбищ со своими подопечными. Он уже видел вдалеке ее фигуру, но что-то было не так, овцы не шли спокойно, как обычно, а суетливо толкались, а сама Карина бежала, постоянно оглядываясь назад. У стен города собрались зеваки, какие-то мальчишки, забравшиеся повыше, заметили, что за стадом бежит зверье.
- Там волки! - выкрикнул один из них. вытягивая руку вперед. - Целая стая!
Люди у стен засуетились, женщины уводили детей, а мужчины хватали оружие, факелы и что под руку попадет, готовые встречать хищников, если те дойдут сюда. Бариан тоже обнажил клинок, бросаясь навстречу Карине. Отчаянно блея, овцы уже приближались к воротам, угрожая подмять любого, кто встанет у них на пути, а пастушка едва бежала, прижимая к себе совсем маленького ягненка. Волки были совсем рядом, видя, что добыча ускользает, они ускорились, норовя взять в полукруг отставших от стада и девушку, та запнулась, выронив свою ношу, и зубы тут же сомкнулись на белой шерстке. Карина в ужасе закричала, повернувшись к волкам и бессмысленно закрываясь руками. Бариан и еще несколько человек уже приближались.
- Карина, не стой, беги сюда! - кричал мужчина, ожидая, что в любой момент волк прыгнет на нее, но произошло нечто иное.
Пастушка вдруг вся вспыхнула повелительным белым светом, струившимся от нее, будто холодный пар, и заговорила странным голосом.
- Прочь! Убирайтесь!
Люди оторопело встали, глядя как волки вдруг смирно замерли. Вожак сделал еще пару шагов вперед, но Карина повторила приказ, и тот, дернув хвостом, нехотя развернулся и побрел в обратную сторону, а за ним последовали и другие.
- Карина, ты... - рука с мечом опустилась, Бариан в смятении смотрел в спину возлюбленной.
Он отчего-то сразу понял, что эта сила была в ней всегда, еще на Фрилисе, потому и овцы ее слушались, и собаки, и на лошадь она села с первого раза. Здесь же сама Мистерия, пропитанная магией пробудила ее силы в полной мере.
- Она ведьма! Схватить ведьму! - раздался рядом крик, и кто-то бросился к девушке, но Бариан спохватился и сбил нападавшего с ног.
- Не троньте ее, она не... -но мужчина не договорил, его самого огрели чем-то тяжелым, и он свалился без чувств.
Пришел в себя Бариан в своей комнатушке через несколько часов, дверь была заперта, и на его крик и яростный стук вскоре появился капитан охотников.
- Тебе лучше остаться здесь. Ты славный малый, и мы ценим твои заслуги. Я не виню тебя за попытку защитить ведьму, в конце концов, она одурачила не только тебя, но и всех горожан, и водила за нос больше года. Казнь состоится завтра. Хм, кажется, будет дождь... тем хуже дня нее.
Бар провел бессонную ночь, коря себя за бессилие, проклиная людей, схвативших Карину, капитана, что не дозволил ему даже попрощаться с любимой, и сам мир, чья магия сделала из обычной девушки настоящую ведьму. Казематы городской стражи, где палачу выделили комнатушку, находились прямо у площади, где проходили казни, и хотя его окно выходило на другую сторону, крики толпы и преступников доносились вполне отчетливо. Погода не заладилась, как и предсказывал его тюремщик, моросил мелкий дождь, а это означало особо изощренную казнь для ведьмы. Сырость не давала огню разойтись, и жертвы страдали куда дольше обычного, прежде чем отойти в мир иной.
Толпа зашумела, значит вывели ведьму. Внутри все сжалось, Бариану казалось, что он уже слышит вопли мук несчастной девушки, он бы отдал все, чтобы умереть там, вместе с ней. В ярости от  бессилия и отчаяния он метался по комнате, швыряя мелкие предметы и стуча кулаком в дверь. Люди начали скандировать "сжечь, сжечь, сжечь!", раздался истошный крик женщины, и Бар зажал уши руками, пытаясь укрыться от этого вопля. В воздухе потянуло знакомой гарью, и тут приглушенный шум толпы сменился гулом недовольства, а женские крики пропали. Через несколько минут щелкнул замок двери и в проеме показался капитан охотников. В одной руке у него лежал арбалет, а в другой пара серебряных болтов.
- Мой свадебный подарок, она уже мертва.

Руки Весперры привычно скользили над множеством склянок с порошками, травами, веточками и другими ингредиентами, словно руки умелого пианиста над клавишами любимого инструмента. Она то и дело останавливалась над одной из них и то едва ли щепотку добавляла, а то смело через край отсыпала в подозрительно пахнущую жижу, что уже несколько часов бурлила в котелке над очагом. Комната, в которой это происходило, была больше похожа на каморку или подсобку доверху заставленную, заваленную, завешенную всевозможными компонентами для зелий: пучками трав, сушеными насекомыми, костями, камнями (кое-где даже драгоценными). В помещении было темно и душно от варева, но оборотнице это не мешало: она мягко коснулась амулета с сияющим голубым камнем, что висел у неё на шее и улыбнулась. Уже почти три года прошло с момента, как она раздираемая заклинаниями и проклятиями вместо своей смерти перенеслась в этот мир, и почти столько же этот амулет украшал и радовал её, она не могла припомнить, как он оказался на её шее, но это было и не важно. Ведь если бы не он, она бы так и оставалась заложницей тьмы, а с ним она прекрасно разбирала силуэты окружающей действительности: мир вокруг теперь был словно вечно движущийся набросок умелого художника, выполненный ярко-синей краской на черной вощеной бумаге, а это было намного лучше, чем вечно блуждать в непроглядной тьме.
- Госпожа, все готово! – Весперра с вежливым поклоном обратилась к той, кто даровал ей возможность видеть. Госпожа Рурахель, или, как звали её прочие, Огненная Рурахель – её благодетельница стояла у окна, казалось бы, вглядываясь в даль, но глаза её, обычно сиявшие огненно-красной радужкой сейчас были затуманены: она смотрела отнюдь не в окно.
Крупный, рослый мужчина с резкими грубоватыми чертами лица и черными, как смоль волосами, стоял немного поодаль от ведьмы, взгляд его цепкий и пронзительный выдавал его воинскую натуру, увидев вошедшую оборотницу, он кивнул в знак приветствия:
- Думаю, она скоро вернется, - они оба знали, что в такие моменты Рурахель, словно часть огня проникает в любой дом, в любой город и смотрит, слушает, выведывая все то, что ни за что не смогла бы разузнать ни одна другая ведьма.
- Хорошо, я подожду. Как твоя рана, Ярга? – взгляд девушки опустился вниз к груди мужчины, где, как она знала, под одеждой скрывалось едва затянувшееся ранение, что чуть не стоило воину жизни.
- Не жалуюсь, всяко лучше, чем могло бы быть, - воин усмехнулся, если бы не чертово серебряное напыление, тот арбалетный болт ему был бы, как слону дробина, но их враги знали, с кем имеют дело. Хотя он все равно был рад, что благодаря его усилиям Рурахель, которой он был предан и которую в тайне любил всем сердцем, не пострадала. И он мог продолжать свое абсолютное ей служение…
- Госпожа, я все сделала, как Вы велели, - Весперра первой отреагировала на движения ведьмы, вернувшейся из транса.
- Прекрасно, - голос Рурахель звучал словно шорох опавшей листвы или шипение змеи, с резкими подъемами тона, напоминающими треск поленьев в костре. Даже её слова были похожи на трепещущее пламя, что вот уже много лет наполняло её силой и магией, из-за которых сложно было определить возраст ведьмы, но не признать её пугающей красоты было нельзя: высокая, тонкая словно лучина, её волосы, брови, ресницы, были словно выведены и вычернены углём, а алые глаза не просто смотрели в душу, а словно выжигали её каждым взглядом. Ведьма подошла и коснулась камня в амулете Весперры, отчего тот ярко засиял, отзываясь на магию создательницы.
- Не зря я потратила силы, чтоб помочь тебе, - ведьма засмеялась, а оборотница отвела взгляд вниз, не в силах выдержать прямого взгляда.  – Благодаря вам, моя месть вот-вот свершится, - с этими словами она резко развернулась и вышла из комнаты, вскоре привычно скрипнула и захлопнулась дверь в подвал, откуда совсем недавно вернулась Весперра. Черноволосая не последовала за ней, ведь на то не было дано указаний, а злить ведьму ей не хотелось. Оборотница лишь переглянулась с Яргой и пожала плечами.
Вот уже почти три года Белоусая следовала за огненной, а Ярга и того дольше, но та никогда не посвящала их в свои планы, лишь давала распоряжения больше похожие на приказы. Но ни Весперре, ни Ярге не приходило в голову их оспорить или ослушаться.

Над городом висели яркие звезды, луны не было и их блеклого света не хватало, чтобы можно было в темноте рассмотреть три фигуры, закутанные в черные плащи. Одна из них, явно мужская, двигалась крайне осторожно, стараясь избежать резких движений, но изредка по неосторожности слышался тонкий стеклянный звон, доносящийся из корзины, что была в руках, и тогда в сторону Ярги, а это был именно он, летел обжигающий взгляд алых глаз его хозяйки.
- Расставь, как сказала. В каждую бросишь один кристалл и сразу уйдешь от неё, - Весперра коротко кивнула, проверяя рукой небольшой мешочек на поясе наполненный кристаллами карнеола размером с горошину каждый, а после вместе с воином отправилась вокруг одиноко стоящего трехэтажного каменного здания. Они искали любое приоткрытое окно, любую щель или прогал в кладке, рядом с каждым оборотница оставляла колбу с ранее приготовленной жижой, бросала в ней кристалл из сумки на поясе и раньше, чем та начинала клубиться полупрозрачным паром, уходила.
Впору было в очередной раз удивиться способностям Рурахель – заготовленных под её контролем склянок оказалось ровно столько, сколько подходящих для них мест удалось найти. Они вернулись в условленное место, где Рурахель выжидающе вглядывалась в тускло освещенные окна здания. Она ждала.
Когда ночная тьма стала превращаться в едва различимые предрассветные сумерки, а последнее окно в здании, наконец, перестало отражать свет, что так долго горел внутри, ведьма усмехнулась и вскинула руки. Где-то внутри здания полыхнул огонек, ещё один, и ещё, а через пару секунд пропитанное парами зелья здание заполыхало, как соломенная времянка. Послышались жуткие полные боли вопли, а до чуткого нюха оборотницы добрался запах горелой плоти. На губах Рурахель застыла леденящая душу самодовольная улыбка, ведь подчиняясь её замыслу каменная кладка в пламени таяла, словно воск.
Всего через пару минут все было кончено: от здания осталось лишь пятно расплавленного камня, выбраться из него никто не успел.
- Теперь моя сестра отомщена, - накинув слетевший во время ворожбы капюшон плаща, ведьма удалилась прочь сопровождаемая своими верными и послушными спутниками.

Рурахель принимала гостей в своем доме, хотя иной сказал бы, что это скорее шабаш, чем светский прием. Хозяйка восседала на кресле, больше напоминающем трон, по обе стороны от неё молчаливыми тенями стояли Весперра и Ярга. Ведьма принимала похвалы и поздравления в связи с самым удачным за последний год нападением на штаб охотников на ведьм, а ещё с состоявшейся местью за убитую ими пять лет назад сестру.
Вечер был в самом разгаре, когда Ярга вдруг стал активнее прислушиваться и заметно напрягся, скоро и Белоусая услышала то же, что и он, к тому времени воин уже склонился к уху хозяйки:
- Госпожа, я слышу воинов, точно больше десяти, - Весперра не могла тягаться в восприятии со старшим родичем, её слух позволял лишь разобрать топот и звон оружия, но и она понимала, что это отнюдь не дружеский визит. По одному движению руки Рурахель торжество остановилось, пара слов и гости начали покидать дом: кто-то банально убегал, кто-то перемещался с помощью магии или артефактов, но к моменту, как дверь дома с грохотом была снесена с петель мощным ударом, в доме остались лишь трое: ведьма и два её оборотня. Скорее всего в угоду своей гордости Рурахель не сбежала вместе со всеми, или же она достаточно полагалась на свою охрану, но она уверенно сорвалась с места ввязываясь в бой. По комнате заметались заклинания и проклятия: чуть менее двадцати охотников против Огненной Рурахель, белого ягуара и черного медведя. Почти мгновенно воздух заполнился запахом гари и крови – ведьма в очередной раз оправдывала свое прозвище, послышался хруст и треск раздираемых доспехов и плоти – Ярга тоже добрался до своей жертвы, а после и Белоусая почувствовала вкус крови, окрасившей в алый её клыки.
Рурахель не сомневалась в своей силе и без раздумий полагалась на свою стражу, потому не тянула время, не искала пути к отступлению, а просто убивала и была уверена в своей победе, но тут послышался звон цепи…
- Тыыы?!? – взревела ведьма, сразу узнав этот звук, - Ты должен был сгореть вчера! Как!? – но вместо ответа мужчина, что явно был целью мести ведьмы, молча покрепче перехватил цепь и та, наполнившись сияющим светом, и, словно по одной его мысли, взвилась вверх, стараясь оплести отродье тьмы. Но этому помешали, в последний момент черная тень метнулась вперед – Ярга принял удар на себя. В тот же миг, как цепь коснулась его черной шерсти,огромное медвежье тело словно разрядом молнии содрогнуло, раздался сдавленный рык, а после лишь тишина. Белоусая практически на себе почувствовал смерть сородича, её лишь на миг сковал ужас от произошедшего, и тут же её бок как огнем прожгло, что-то словно прошло насквозь, как ей показалось, кроша ребра и разрывая плоть, она взревела от боли, но инстинктивно прикрыла не голову, а амулет на шее, и все же потеряла сознание.

В себя она пришла, почувствовав холодную воду, словно её решили утопить в колодце, но разлепив тяжелые веки, Весперра поняла, что её попросту окатили водой из ведра. Всё её тело было, словно удавом, оплетено уже знакомой цепью, каждый сантиметр тела, где та касалась его, нестерпимо жгло, как опаленный огнём. Всё та же комната, даже тело Ярги не убрали, но Рурахель видно не было…
- ..и.. …ну, … …а, - в голове гудело, и черноволосая не сразу смогла даже разобрать слов, что кажется были обращены к ней. Её вновь окатили ледяной водой.
- Ну! Так и будешь молчать? – владелец цепи был явно разражен, всерьез полагая, что оборотница молчит, не желая отвечать на поставленные вопросы. – Куда могла сбежать эта проклятая ведьма? – только теперь Белоусая смогла разобрать заданный вопрос, но раньше, чем она ответила, сверху вновь полилась вода.
- Госпожа Рурахель, - голос оборотницы оказался хриплым, а звуки вырывались с неприятным бульканьем, причиной которого оказался кинжал, торчащий между нижними ребрами. Весперра не смогла продолжить потому что почувствовала тепло под ладонями: она по-прежнему прикрывала амулет, а зажатые цепью руки лишь плотнее прилегали к нему. «Лишь бы не заметили!» - пронеслось в голове девушки, но она не могла видеть, что тепло, которое она чувствовала, для зрячих сопровождалось мутноватым сиянием.
- Что там у тебя? – вопрос прилетел одновременно с резким тычком сапога в спину со стороны противоположной от голоса. Руки её резко с силой разжали и амулет дернули вверх.
- Нет, нет, не надо, нет! – Весперра ощутила боль, но казалось не от цепи, не от ранений или грубой силы, с которой амулет отбирали, а от самого факта того, что его пытаются забрать. От очередного рывка цепочка, удерживающая кулон, не выдержала и лопнув, соскользнула с шеи. Острая боль пронзила разум оборотницы, словно кинжал был не в груди, а разворотил ей весь череп, вместе с болью на неё хлынули воспоминания.

Это было всего через пару недель, как девушка оказалась в этом мире, она едва ли сумела устроиться на работу, чтобы прокормить себя – в небольшую лавку помощницей травника, оказалось, что её знания о растениях здесь бесполезны, но у неё остались навыки по обработке трав и приёмы приготовления зелий, поэтому хотя бы подмастерьем взяли. Так она могла бы учиться и не сойти с ума от беспомощности. Она прибиралась в лавке и продавала готовые составы, когда эта женщина впервые появилась там – она оставила заказ для травника, огромный и странный набор трав и ушла. Вернулась спустя неделю, чтобы забрать и оказалась недовольна – кричала про недостойное качество, и грозилась расплатой. Черт дернул за язык и оборотница вступилась за травника – она чуяла, понимала, что травы, хоть и с неизвестными ей свойствами, собраны правильно. Но разговор закончился уходом посетительницы, да ещё и криком травника, что Весперра не справилась со соей работой.
И оттого странным было ощущение Белоусой, когда Рурахель вернулась с предложением поработать у неё. Все инстинкты оборотницы кричали об опасности, поэтому о согласии речи не шло. Через пару дней та вернулась вновь уже с Яргой, может думала, что родич сможет уговорить упрямую оборотницу. Но тот факт, что странная посетительница узнала о тайне слепой, напугал Весперру ещё больше – только отказ. Они встретились вновь не в лавке, а вечером на плохо освещенной лице:
- То, что я хочу, должно быть моим, - прошипела Рурахель. Девушка пыталась обороняться, защищаться, но она не была соперницей Ярге. В себя она пришла уже в доме ведьмы с амулетом на шее, навечно уверенная в правоте «спасительницы» не смевшая ей перечить и вечно благодарная за дарованное видение. А главное, даже не помышлявшая избавиться от проклятого камня.

«Вот как амулет оказался на шее», - вместе с воспоминаниями нахлынуло осознание, что её контролировали, что использовали, что три года она участвовала не в своей борьбе, не чураясь самых мерзких методов и способов.
В то время, как девушка освобождалась от влияния камня, из её глаз, рта и носа сочился голубоватый туман, который нарушая все законы природы стремился внутрь камня на амулете. В помещении повисла гнетущая тишина:
- Я знаю, где она может быть, - в звенящей тишине вновь раздался хриплый, булькающий голос оборотницы. – И расскажу всё, за право отомстить…

В какой-то момент, следуя за Шики, Амалур остановился, поскольку не хотел привлекать к себе внимание. Делать выводы он не спешил. Сложно было сказать, каким именно образом в следующий момент могла развернуться ситуация. Все еще существовал маленький шанс того, что каким-то неведомым образом ситуация казалось не такой, какой являлась на самом деле.
Но о нескольких вещах искуситель уже мог рассудить. С долей вероятности Шики была с этими ребятами заодно, либо уж более очевидный вариант: этих ребят интересовало что-то конкретное, например, Цу Дэ, которую спрятали, и применять силу для получения Цу Дэ они не стремились. Разве что просто продемонстрировали свою силу, чтобы Основательница испугалась и начала плясать под их дудку.
"Ну надо же, их все же оказалось трое. Ну ладно, ничего страшного. Когда все в пределах ожидаемого - работа идет проще. Но нужно быть осторожнее, их может оказаться чуток больше", - размышлял он, задумчиво потирая указательный и большой пальцы правой руки о друг друга.
Искуситель был спокоен настолько, насколько мог быть собран и спокоен старик, читающий увлекательную книгу. Он был где-то в стороне, где-то за пределами всех проблем, но все же видел их и делал выводы.
Но в тоже время помимо спокойствия демон ощущал, как в нем прорезалось что-то каждодневное. Уже столь привычное, что и не стоило особого внимания, а именно жажда крови, жажда плоти. Она постепенно брала над ним верх, даже если он её не замечал. И особенно - если не замечал. И поэтому он не стоял так спокойно, как ему казалось, не убеждался в чистоте своих мыслей, не пытался остановить себя, но молча наблюдал и поигрывал пальцами, рефлекторно повторяя обрывки именно тех движений, именно тех самых... - так сильно необходимых для того, чтобы хорошенько впиться в чужую плоть и не отпустить, пока...
Не настанет миг долгожданного удовлетворения.
Как человек начинающий испытывать ужасный голод при виде всякой еды, не имеющую в себе ни малейших изъянов по причине убедительности хитрого голода, так и искуситель, наблюдавший за чужими страстями начинал испытывать естественную ему жажду крови. Как усталый путник, идущий по пустыне, и лишенный всякой влаги, в приступе своем отчаяния и невыносимой усталости видящий мираж, сулящий ему жизненно необходимую спасительную влагу, так и демон не имел воли отворачиваться от своих иллюзий, желая ощутить сладкую, такую живительную кровь на своих губами. И эта жажда притупляла его мысли, заставляла отвлекаться на подозрения, касательно страхов Шики, касательно её слабости в сей самый момент и ровно такой же возбуждающей демона её же уязвимости.
Притворство, дрожь, и отчаянная попытка защитить близких и себя - все это, если Амалур не видел, то, казалось, ощущал всеми фибрами свой души. И это губило его, губило, как зверя, воздерживающегося от нападения по причинам неясным и не менее мучительным. За долгие, неимоверно длинные годы жизни такие вещи его глаза подмечали как нельзя точно, как нельзя четко и ясно. Но вероятность ошибиться сейчас его пугала сильнее, поскольку он так старался сохранить свое спокойствие, и больше боялся потерять свою сдержанность окончательно, если вдруг все его планы рухнут. А если все рухнет, то сдерживаться уже не имело смысла. И это его и радовало одновременно, и одновременно оскорбляло. Ведь он не хотел ошибаться, но и хотел послать все к чертям, чтобы утолить свою жажду.
Только и всего.
Впрочем, даже если все суждения были ошибочны, его, демона, уже было не унять в своих извращенных, ужасных фантазиях.
И поэтому он затаился, высматривая, как же дальше все произойдет, и что ему в таком случае лучше всего было сделать.
А о своих товарищах, если таковы были, он уже не помнил и, возможно, даже не знал, по причине простой, но так не понятной смертным - он был тем, кто жил только для себя и никогда для других. И вне его я не должно было существовать таких ненужных и бесполезных вещей, как что-то или кто-то другой. Ведь именно в этот самый момент, конкретно только в этот, Амалур был между своими страстями и своими планами, а в них, как видно, сейчас не было никого, кроме тех троих, Шики и, может быть, Цу Дэ.

Амалур

Утро восемнадцатилетия Ёш встретила в постели. Вставать ей совершенно не хотелось, хотя она и не спала уже несколько часов, а просто лежала, отвернувшись к стене и бездумно глядя вникуда.
То, что она все еще была дома, было чистой случайностью – тем не менее, довольно трагической. Неделю назад она, раненая и опаленная, приволокла домой мертвое тело отца, который пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти ее. Неделю назад состоялся погребальный обряд, на который пришли все, кто еще оставался в деревнях и те, кто смог вырваться из охваченных войной лесов. Ёш хотела вернуться обратно в войну наутро после проводов отца, но мать, сломленная горем и словно постаревшая на несколько лет, настояла, чтобы она задержалась дома до дня ее первого совершеннолетия, чтобы окончательно выздороветь и прийти в себя, к ней присоединились и оба старших брата – и девушка сдалась. Для спора со старшими тоже надо было иметь силы, а у Ёш, подкошенной случившимся, их не было.
Праздновать день рождения она тоже совершенно не хотела, особенно сейчас. Пожалуй, ее бы даже поняли, но мать решительно пресекла все ее возражения.
– Ты должна думать не только о себе, – веско сказала она. – Видят предки, нам всем тяжело, но ты не имеешь права замыкаться в своем горе. Людям нужны праздники, особенно сейчас. Мы должны показать, что в мире осталась не только смерть и слезы, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. К тому же, ты одна из немногих девушек, входящих в возраст любви. Ты не имеешь права отказать.
Женщина посмотрела на взбешенную ее словами дочь, которая, казалось, готова была в любой момент взорваться яростным вихрем возражений и горько добавила:
– Твой отец хотел бы этого, Оцети-ша (*ручеек). Он смотрит на тебя с небесных пиков. Не лишай его этой радости.
Собственно, на этом все возражения и кончились. Ёш осталась дома и стала ждать дня совершеннолетия. Она видела, как племя готовится к этому дню, как старается откладывать еду, которой катастрофически не хватало на всех, чтобы устроить праздничное угощение, как тихо радовались ее присутствию оба ее младших брата (старшие вернулись обратно в леса при первой же возможности), улыбалась в ответ на обращенные к ней приветствия – и мучилась угрызениями совести.
У шеров не принято было долго скорбеть о ком-то. Ушедшие присоединялись к небесному племени и сверху смотрели на оставшихся в живых соплеменников, по возможности даруя благословения в ответ на обращенные к ним молитвы. Повода печалиться за них не было, поскольку все рано или поздно окажутся там же и встретятся вновь.
Кто же был виноват, что Ёш уродилась такая, неправильная. Иногда ей казалось, что у нее вырвали оба сердца, что в тот момент, когда отец выдернул ее огненной ловушки, в которой погиб сам, внутри нее тоже что-то сгорело, оставив огромную кровоточащую дыру, которая, в отличие от физических ран, никак не желала зарастать.
– Пора вставать, милая! – в комнату, отодвинув дверную занавесь, заглянула мать.
– Уже почти, – притворно-сонно пробормотала девушка, оттягивая момент.
Встать, тем не менее, пришлось. Встать, умыться, поесть, приняться за обычные утренние дела. Праздник должен был начаться ближе к вечеру, а до того никаких поздравлений и прочего Ёш не хотела, о чем и предупредила всех домашних, отнесшихся к ее желанию с уважением.
Хотя ближе к обеду смотреть на обоих братьев уже не было сил. Оба маленьких шера ходили, надувшись от гордости и вертелись у нее под ногами, переглядываясь столь значительно и таинственно, что становилось совершенно ясно – еще немного и они просто лопнут от нетерпения, так что девушка, отложив нож, которым нарезала к обеду стебли сочной травы, вздохнула и повернулась к ним, сложив руки на груди.
– Ну, – грозно нахмурилась она и, при виде мгновенно замерших и вытянувшихся по струнке младших, невольно улыбнулась, растеряв всякую грозность. – Ладно… пес с вами, что там у вас?
– Поздравляем! Поздравляем! – завопили оба мальчишки, и вокруг ее ног тут же закрутился пушистый рыжий вихрь из ушей, хвостов и лохматых макушек. – Долгих лет! Чистого неба! Это тебе!
Ёш, смеясь, приняла от них два маленьких, неумело сложенных из листьев свертка, перетянутых нарядными яркими нитками и, присев, обняла сразу обоих братьев.
– Вот спасибо так спасибо!
– Посмотри, что там! – запрыгали мальчишки. – Посмотри скорее!
– Никакого терпения, – шутливо заметила девушка и принялась нарочито медленно развязывать подарки.
– Кто бы говорил, – вставила мать, с улыбкой полуобернувшись через плечо. Она стояла у очага, помешивая в котле булькающий суп, и сердца ее при звуке счастливых голосов детей преисполнялось любовью, на время заглушающей печаль.
– Неправда, я же тренируюсь! – возразила Ёш и вытряхнула на ладонь два простых серебряных колечка.
Серьги. Традиционный подарок от мужчины в семье. Душа Ёш на миг преисполнились щемящей тоской, но она, тряхнув головой, стиснула братишек в объятиях и вдела серьги в ухо прямо по живому, обе – в одно, на краткий миг зажмурившись от острой боли.
У нее должно было быть семь таких серег, по числу мужчин в семье. Но два ее старших брата и отец погибли, а два других сейчас на войне.
– Лучший подарок в моей жизни! – объявила шера, поднимаясь на ноги. – А сейчас марш обедать, вы оба!
– А ты? – быстро глянула на нее мать.
– Поем со всеми уже на празднике. Пойду готовиться.
Дальше все завертелось быстрее. Ёш успела добежать до источников и тщательно вымыться, вернуться домой и переодеться – в широкую шерстовую рубаху и шаровары, традиционно белого цвета. Мать зашла, чтобы заплести ей косу, и шера послушно повернулась спиной, прислушиваясь к ощущениям, неторопливому движению гребня и легким касаниям матери. От косы-то осталось одно название, сейчас она не доставала и до лопаток. Неделю назад ее опалило так, что добрую половину длины сожгло сразу, а еще несколько сантиметров пришлось обрезать.
– Готово, – наконец объявила мать и, вздохнув, крепко обняла Ёш сзади, обвив хвостом. – Девочка моя… я так тобой горжусь. Ты так быстро выросла…
– О, мам, не надо, пожалуйста! – горячо запротестовала девушка, чувствуя, как к горлу подкатывает горячий комок.
– Я просто хочу, чтобы ты знала, как мы тебя любим, – мать потерлась щекой о пушистую белоснежную макушку дочери и на мгновение закрыла глаза, прижавшись к ней. – И как тобой гордился отец.
– Он умер из-за меня, – глухо произнесла Ёш.
– Он умер за тебя, – возразила мать и крепче сжала объятия. – И я уверена, он не пожалел ни на секунду. Я знаю, сейчас ты винишь себя, но просто хочу, чтобы ты знала, что он очень любил тебя и хотел, чтобы ты жила дальше.
Ёш с трудом сглотнула вставший в горле комок и заставила себя улыбнуться.
– Возьми, – мать протянула ей еще один сверток. Еще одна серьга. – Это от Ига, он передал, уходя. А это от Эши, вместо серьги. Он хотел, чтобы это было у тебя.
В ладони девушки лег тяжелый отцовский нож, и шера машинально стиснула пальцы на рукояти.
Сам праздник прошел шумно и весело. Вышедшую к общему костру шеру окружили соплеменники. В первых рядах – дети и юноши, молодые парни, со многими из которых Ёш росла с самого детства, за ними – немногочисленные оставшиеся в живых женщины и старики. Мужчин было мало, почти все они сейчас были в лесах.
Косу ей расплетал сам вождь, медленно и обстоятельно. Шера стояла, растянув улыбку и стараясь держать хвост расслабленным, чтобы не выдать себя и не думать, что на месте вождя должен был быть ее отец.
– Возьми, – вождь протянул ей ленту из ее косы и взял девушку за плечи. – Юная Ёш! Поздравляю тебя. Ты больше не дитя, ты входишь в возраст любви. Расти достойной… ты уже достойна. Мы ценим твой выбор и твою жертву... но будь добра, сбереги себя для племени. В вас, молодых, наше новое начало. Наша дальнейшая жизнь.
Шера улыбнулась ему, не отвечая, и широким жестом бросила ленту в огонь.
Племя взорвалось радостными криками, приветствуя новую юную женщину. Со всех сторон ее осыпали белыми лепестками, осевшими на волосах и шерсти. Тут же грянула музыка, и шеры закружились вокруг нее, возбужденно гомоня и выкрикивая поздравления, хлопая по плечам и дружески переплетая хвосты.
– Давайте же поедим! – смеясь, объявила Ёш, и шумная толпа, взорвавшись согласными криками, ринулась к скатертями с угощением, собранным понемногу со всех дворов.
Праздник выдался шумным и веселым. Шеры, уставшие от войны, ели, пили и веселились, как в последний раз, пели песни и плясали так, что горы, казалось, вот-вот готовы были содрогнуться. Ёш волей-неволей пришлось перетанцевать со всеми парнями, и к середине ночи она едва не валилась с ног от усталости. Тем не менее, ей предстояло еще выбрать из них того, кто встретит с ней рассвет на вершине горы предков.
Синеглазый Ото, с которым она танцевала последние два танца, смотрел на нее шальными блестящими глазами, в которых плясали весёлые искры. Он нравился ей и знал это. Они пару раз даже украдкой уже целовались, а теперь имели на это полное право. Шера сжала в руке его ладонь, и парочка украдкой ускользнула прочь, оставив празднующих за спиной.
Но у вершины горы Ёш остановилась и обернулась к парню, выпустив его ладонь.
– Прости, Ото. У нас с тобой еще будет время, но сегодня я хочу встретить рассвет одна.
Парень хотел было возразить, но глянул на выражение ее лица, согласно поцеловал ей пальцы и исчез в темноте, а Ёш продолжила путь одна.
Она сидела на вершине под пронизывающим ветром, обняв себя за колени, и смотрела в небо, где постепенно гасли последние звезды.
– Я выросла, – прошептала девушка, – а тебя больше нет. Ты умер.
Порыв резкого ветра разметал по плечами ее неровно обрезанные белые волосы, не сдержанные лентами и плетениями.
Ёш вскочила на ноги и сжала кулаки.
– Я выросла, а ты умер! – отчаянно выкрикнула она, и эхо подхватило ее крик, разметав его по ущельям.
По щекам Ёш пролегли две горячие мокрые дорожки.
Занималась заря.

Снова наступил этот день. Слуги готовились к нему заранее, поэтому Эвиан уже целую неделю предвкушал, что его ждет сегодня. Свобода. Никто не будет докучать ему понуканиями, и делать можно всё, что угодно. Праздник непослушания. Никаких занятий. Если повезет, он даже прокрадется на верхний этаж, и, может быть, там найдется незапертое окошко или дверь… Но нет, конечно, на улицу выглянуть в этот день не получится. Всё-таки слуги будут наверху, готовить пир – слишком много им предстояло хлопот.
С самого утра Эвиана нарядили во все черное. Хотя какой смысл, если выйти ему всё равно не разрешат? Ему не нравилось собственное отражение в зеркале. Слишком светлые кожа и волосы, слишком красные глаза – всё это на фоне черного костюма очень уж выделялось и прямо-таки кричало о том, что он не человек.
– А может, не надо? Ведь всё равно же… – Эвиан оторвал взгляд от зеркала  и обернулся к служанке, принесшей ему костюм.
– Сегодня в черном ВСЕ, - отрезала она. - Что тут непонятного?
Эвиан вздохнул. Он вспоминал, как накануне сидел за столом с книгой при свете свечи и услышал, как перешептывались слуги. Грузная пожилая служанка в залатанном переднике говорила новенькой:
– Давай-давай мети пол лучше. К концу недели всё тут должно сверкать.
– Зачем? – бурчала новенькая себе под нос. – Граф-то сюда не заходит…
– Заходит-не заходит – мети пол, сказано тебе.
Эвиан разглядывал картинку с заколдованным лесом в книжке, когда услышал это. Он насторожился, прислушался. В груди трепыхнулась надежда. «А может, правда, придет?» 
– Ну и что же такого будет в конце недели? – спросила новенькая.
– Как же… – пожилая служанка уперла руки в бока, – ТОТ САМЫЙ день…
– Какой?
Пожилая служанка зашептала что-то, что Эвиан не мог разобрать, и украдкой указала глазами в сторону Эвиана. Ему тогда захотелось провалиться сквозь землю. Он ненавидел мгновения, когда на него смотрели не как на отдельное существо, а как на часть какого-то злого рока, обрушившегося на этот дом.
А теперь его, как и каждый год, нарядили во всё черное и ушли. Захлопнулась дверь за последней служанкой. Эвиан рассеянно глянул на себя в зеркале еще раз. Не человек. Понятно, почему с ним грубы слуги. И если бы сегодня граф…
«Да нет, не придет», – прервал он сам себя.
Он потянулся ладонями к холодному стеклу и дотронулся до отражения макушки – там где, начинались рога. Он плашмя прислонил к стеклу руки так, чтобы рога в зеркале полостью спрятались под ними. Ну вот, так почти нормально. Может, так бы ему позволили показываться наверху хоть иногда. Но стоило чуть двинуться – и рога выглядывали из-под рук. Бессмысленная игра.
Он оглянулся на опустевшую комнату. Сходить поискать запретные книжки в библиотеке, пока никто не смотрит? Или пойти к двери, послушать, что происходит наверху? А может, взять и снять с себя этот тесный удручающий наряд? Да, слуги думали, что графу может взбрести в голову прийти сегодня сюда, поэтому и заставили надеть костюм. Но Эвиану было ясно: граф не придет. И, несмотря на это, граф всё равно будто следил за Эвианом глазами самих стен. Эвиан не смел ослушаться. По правде говоря, он только воображал себе праздник непослушания. А на деле не мог сделать ничего против чужой воли. Вот, чем обернулась свобода. Спустя час уже не знал, что с ней делать.
Всё-таки странный это был день – день смерти его матери.
Граф пришел к нему в этот день всего только раз в жизни. Тогда Эвиану было так мало лет, что он еще называл графа папой. И он наивно обрадовался, когда увидел графа в дверях. Побежал к нему, но тот остановил его взглядом, от которого шел мороз по коже. Эвиан растерялся. Что же случилось? Он ведь в последние дни хорошо себя вел. Няня его хвалила, и граф должен быть им доволен, но нет. Чем-то Эвиан его успел так безнадежно разочаровать. Так они и стоял в безмолвии. Эвиан хватал ртом воздух, не понимая, как быть. А граф ничего и не собирался говорить. Он пришел только за тем, чтобы вот так стоять и смотреть.
- Она умерла, чтобы подарить жизнь тебе, - сухо сказал граф и ушел.
Тогда-то Эвиан впервые и почувствовал непонятный груз на своих на плечах. Пока он был маленьким, он еще не мог придумать, как называется нечто темное  и злое, что повисло над ним после той встречи. Позже он сообразил: он виноват, ужасно виноват перед графом. Он отпрыск неизвестного демона, напавшего на дом, много лет назад. Он сам демон, пусть и только наполовину. А значит, он самим фактом своего рождения убил графиню – свою мать.
Эвиан тряхнул головой – лишь бы вытряхнуть эти воспоминания. День памяти его матери. Для него он оставался просто странным черным днем. Он вышел из комнаты, прокрался к двери, за которой начиналась лестница на верхний этаж. Постоял немного. Но так и не решился пойти дальше. Он развернулся и побрел в свою комнату листать перелистанную уже сто раз книгу с картинками и ждать, чтобы этот день поскорее закончился. 
По ощущениям прошло несколько часов, когда он услышал на лестнице шаги. Это граф? Он испугался и отошел подальше вглубь комнаты, чтобы вошедший не сразу его заметил.
Раскрылась дверь. Эвиан выдохнул. На пороге оказалась та самая новенькая служанка, которая недавно спрашивала про этот день.
– Эй, ты тут? – позвала она.
– Да, – откликнулся он, выйдя к ней навстречу.
– Так, значит, сегодня твой день, - Эвиан съежился, когда она это произнесла, как будто она специально пришла, чтобы обвинить его.
– Она умерла… – залепетал он.
– Ну, умерла и умерла, – она пожала плечами. – Все прям, как с ума посходили. Ты тоже, что ли скорбишь тут сидишь?
– Нет, – Эвиан помотал головой.
– Вот и славно. Сегодня же, выходит, твой день рождения? Я и думаю, неправильно как-то, что ты тут сидишь. А у всех там наверху траур.
Она развернула сверток, в котором лежали два сладких пирожка.
– Не праздничный пирог, конечно, но что успела, то и сцапала. А наготовили там – будь здоров!
– Это мне? – Эвиан удивленно принял угощение.
– А кому ж! Годов-то сколько тебе?
– Не знаю, - Эвиана бросило в жар, и он судорожно принялся что-то считать. Он с ужасом понял, что не знает точно. Когда-то было восемь – какая-то служанка обмолвилась, но это было давно. Никто не трудился отсчитывать сколько ему лет.
– Не знает он! Зато все знают, когда она померла, – радостно воскликнула женщина. – Десять лет назад! Значит, и тебе десять сегодня. Запомнил?
Эвиан кивнул, уминая пирожок. Конечно, он не голодал, сидя в своем подземелье. Слуги приносили еду, но никогда его не баловали. Что дали, то и ешь. А от этих пирожков веяло добром, как ни от какой другой еды.
В его детском разуме до этого не мог день смерти матери увязаться с днем его рождения. Он никогда не думал о том, что в его честь может быть какое-то веселье. Да и то, что он родился на свет, не могло быть радостью ни для кого в этом доме. Но новая служанка этого не понимала. Дожевывая пирожок, он всё больше удивлялся тому, что день рождения – это праздник, который бывает не только у кого-то другого, но и у него.

Утро своего шестнадцатилетние Настасья провела в пути. Ее рано утром поднял серьезный голос матери. Она не терпящим возражения тоном приказала быстро собираться и Тася, ежась от утренней прохлады, послушно собралась и молча вышла с ней из дома. В пути ей сообщили, что на одной из городских строек произошел инцидент и теперь со всего города созывали стражу, целителей и магов.
- Возможно, понадобится лишние руки. Да, и ты уже достаточно взрослая для подобного опыта. Просто внимательно смотри, слушай и делай все, что тебе говорят. Понятно? – сухим профессиональным тоном начала наставлять ее Анна, и девушка послушно закивала. Но поняв, что от нее требуют ответа словами чуть дрожащим голосом, проговорила.
- Да… Да, мне все ясно. Смотреть, слушать и делать все, что скажут! – в начале девушка говорила, несмело сжавшись под требовательным взглядом, но взяв себя в руки, она расправила плечи и твердо посмотрела в родные глаза.
Сейчас перед ней был не родитель, а лекарь со строгим взглядом готовый разложить тебя на молекулы им в случае ошибки. Так было всегда. Девушка знала, когда начинала практику у собственной матери, что будет непросто. У любого мастера, взявшего ответственность за обучения юного помощника, было бы не просто. Она сознательно вступила на путь целителя и ее мать с этого момента стала в какой-то мере безжалостной. Да, врачевание — это своеобразное чудо. Но также это кропотливый каждодневный труд, при котором порой приходится принимать совсем не легкие решения. Это огромная ответственность за чужие жизни. И огромное давление с материнской стороны было понятно и принято.
Перед выходом из дома она встретила своего самого младшего брата Тимофея. Шестилетний мальчик стоял нахохленным воробушком и тер ручками сонные глаза. Увидев старшую сестру, он радостно улыбнулся и бросился в ее объятья.
- Тим? Почему не спишь? Еще же рано, - нежно проговорила девушка, крепко прижимая к себе мальчика.
- Я так и знал, что вы уйдете! – пробурчал мальчик, мило нахмурившись – Поэтому встал пораньше. У меня к тебе дело.
- Тут ничего не сделаешь, работа такая, - ответила на ворчания брата, гладя его по голове – А что за дело?
- Вот! – радостно воскликнул мальчик, доставая из кармашка серебряный колокольчик – Я слышал, что если брат в день рождения сестры наденет на нее колокольчик, то он призовет к ней удачу! Дай сюда руку! – и уставился на нее блестящими глазенками.
- Странный обычай, но очень милый, - и, не удержавшись, ущипнула ребенка за щечки. В ответ он попытался, грозно нахмурится и требовательно посмотрел на сестру. Настасья лишь покачала головой, посмеиваясь и послушно протянула руку, на которую тут же нацепили ленточку с колокольчиком.
- Ну, вот. С Днем Рождения! - довольно протянул ребенок и еще раз обнял.
- Спасибо, - шепнула она в макушку мальчика и отправила того обратно спать.
***
Прибыв на место, девушка чуть прошла вперед и обмерла от увиденного. Где-то в стороне один из знакомых целителей начал говорить, что тут произошло. Оказывается, один из работников в здании, что реконструировали, тронул магическую связку спрятанной в стене и от ее разрыва, произошёл взрыв. В самом здании погибли все. Однако взрывная волна задела так же соседние здания и прохожих. Почему никто не предупредил рабочих о магической составляющей здания, было неизвестно. Сейчас был виден результат подобной неосмотрительности. Аккуратная улочка напоминала маленький филиал ада. Покорёженные и горящие дома, обломки, от которых были везде. Люди и нелюди, бегающие всюду и пытающиеся остановить разгорающийся огонь, а также спасти выживших. Стонущие прохожие, тоже попавшие по воле случая под удар, которым пытаются оказать помочь лекари. А пострадавших все больше и больше! И тупы! Множество трупов, до которых пока никому нет дела. Надо помочь тем, кто жив.
Настасья застыла не в силах отвести взгляда от картины, но быстро взяла себя в руки. Не время впадать в шок. Увидев, что ее мать направляется в сторону пострадавших, она решительно двинулась следом. Девушка выступала в качестве помощницы. Бегала от одного лекаря к другому, помогая, чем может. Нужно было быстро оказать жертвам первую помощь, а потом отправит их в госпиталь при гильдии магов.
***
За работой они провели время до самого вечера. Поток из больных и трупов наконец прекратился. Все успокоилось и Тася аккуратно примостилась в коридоре, удовлетворенно вздыхая. Она чувствовала, что сегодня сделала что-то полезное. Тут она услышала шаги в ее направлении. Девушка посмотрела в сторону приближающийся к ней фигуры. Это оказался магистр Райс. Милый старичок, маг природы и ее учитель. Она приветливо улыбнулась своему внезапному учителю и хотела подняться, чтобы поприветствовать его как следует, но тот лишь махнул рукой.
- Да, сиди попрыгунья, - он сел с ней рядом и передал ромашку в горшке, что принес с собой. – Я услышал, что ты тут, поздравляю тебя с праздником. Говорят, белые цветы — это пожелание мира, - он оглядел пустые стены коридоров – Хотя прискорбно, что произошла такая беда в твой день…
- Спасибо, - девушка с благодарностью приняла горшок - Вы же сами говорили, что жизнь и смерть идут всегда рядом. - с чуть печальной улыбкой заметила девушка – И я выбрала такую работу, где наглядно это наглядно показано.
- Твоя, правда. Но надеюсь мирных дней у тебя будет больше, - старичок миролюбиво улыбнулся и вдруг встрепенулся, будто о чем-то вспомнил. Вскочив на ноги он попрощался с ней – Все, мне пора. Не задерживайся сегодня здесь. Отпразднуй!
- Постараюсь… - мягко улыбнулась Тасья на прощание спешащему по своим делам учителю. Странный старичок, но милый.
***
Она еще какое-то время просидела, обнимаясь с горшком, как к ней в этот раз подошла ее мать. Анна улыбалась. Это значит, что работа на сегодня закончена, раз она позволила себе улыбку в адрес дочери.
- Неплохо сегодня справилась, - в сухом тоне матери можно было услышать нотку одобрения, от которой девушка неуютно повела плечами.
- Да? – она замялась и стремясь перевести тему спросила, заметив, что руки старшей женщины заняты – А что это за коробка?
- Торт, - Анна с теплой улыбкой приподняла коробку – Наши коллеги знают, что у тебя день рождения. Поэтому они отпускают нас пораньше к семье. Отпразднуем в семейном кругу.
- Правда? – с сомнением протянула Тася – А отец? Он же будет занят сегодня.
- Он сказал, что разберется с делами завтра, - мягко ответила женщина и присела рядов. Тут в ее взгляде на девушку проскользнуло сожаление – В этом году я забыла заплести тебе косу…
Настасья нервно подергала кончик косы. Обычно на день рождения дочерей их матери каждый год готовят специальную ленту, на которой вышили пожелания. Ей заплетают им в косы, которые дочери носят целый день. Но, похоже, в этом году это забылось...
- Ну… Если она у тебя с собой, то я совсем не против, чтобы ты это сделала с небольшим опозданием, - тихо проговорила Тася слова успокоения. Она посмотрела в глаза своей матери и весело улыбнулась, показывая, что в этом нет ничего страшного или неисправимого.
- Да, думаю с совсем небольшим опозданием мы можем это сделать, - Анна облегченно улыбнулась дочери и жестом попросила развернуться спиной.
Настасья послушно развернулась к матери спиной и позволила распустить себе тугую косу. Старшая женщина нежно перебирала длинные локоны. Закончив с косой, мать прижалась переносицей затылку дочери.
В уютном молчании мать и дочь возвращались домой, где их ожидала оживленная мужская часть семьи.
***
Пройдя через порок, ее отец сразу высыпал ей на макушку горсть соли от чего девушка возмущённо фыркнула, мотая головой безуспешно пытаясь стряхнуть соль. Где-то со стороны засмеялась мама и обошла их. Тим радостно поздоровался и пошел за Анной.
- Это обязательно делать каждый год? – в ее тоне была обреченность, она знала, что отец все рано каждый год будет сыпать соль на ее голову. Традиция чтоб ее.
- Конечно, чтобы бесов в голове не было, - невозмутимо проговорил Флориан и легонько постучал девушку по лбу – С Днем Рождения.
Тася в ответ на это лишь закатила глаза, но тепло улыбнулась отцу. Он вернул теплую улыбку и вдобавок к соли взлохматил волосы на макушке. Послышалось еще одно возмущенное фырканье. Через некоторое время к ним подошли и ее два брата погодки. Стефан и Отто. Они оба протянули кубок, наполненный коровьим молоком вперемешку с бычьей кровью. Девушка спокойно выпила все до дна.
- Чтобы ты была весь год здорова, - удовлетворенно кивнул Стеф.
- С Днем Рождения, сестренка, - радостно улыбнулся Отто.
И в следующее мгновения ее с двух сторон крепко сжали в объятиях.
- Если не прекратите меня так обнимать, то точно это пожелание мне не пригодится! – задушено, проговорила девушка. На это братья лишь засмеялись.
Вскоре она отбилась от объятий и пошла на кухню помогать матери готовить ужин на всех. Они ели, шутили и наслаждались временем, проведенным вместе.
Этот праздник с утра она начала не очень мирно, но вечер в кругу семьи был проведен замечательно. По мнению Таси вполне достойный День Рождения.

Через ткацкую раму только провели множество вертикальных нитей белого шёлка, но юный арахнид, что ещё не имел собственного имени, аккуратными движениями своих пальцев проводил через этот уток разноцветные нити основы. Когда работа будет окончена этот кусок ткани превратиться в настенное украшение, воспроизводящее сюжет, где некий человек спасает другого человека от существа, называемым наверху драконом. Люди любят такое и, как обычно, отдадут на обмен вещи гораздо более ценные и нужные для царства.
Юный арахнид негромко стукнул своими малыми хелицерами, будто бы усмехнувшись.
«Всё этой будет потом. Главное не испортить переплетение», - Арахнид замедлился, представляя конечный рисунок перед своими глазами, - «Нет нужды торопиться».
Сколько он себя помнил, юный арахнид всегда любил работу ткача, что даровала ему покой и умиротворение, которые сейчас особенно сильно были нужны. И сейчас же эта работа помогла собраться с мыслями.
«Невозможно вечно быть юным и неопределённым», - арахнид ещё стал работать ещё медленнее, - «Первый цикл жизни почти пройден.  Момент, когда мне придется сбросить свою детскую наружность и обрасти новой, всё ближе»
Юный арахнид остановился и посмотрел на раму с ещё неготовой тканью. Стоит уменьшить масштабы работы – ближайший суточный цикл будет полон тяжёлых для юного арахнида раздумий.
Доля ткача приносит явную, видимую пользу царству и при этом является одной из основ жизни самого царства, позволяя ему жить не столь стеснённо за счёт связей с поверхностью, оно позволяет наполнять библиотеки книгами и им подобными носителями знания, залы полезными украшениями и наверняка найдётся прочая польза, приносимая долей ткачей.
«И она же дарует мне умиротворение и покой…»

***

Провёл юный арахнид в раздумьях о доле ткачей и о том, что чувствует он, исполняя её, больше половины суточного цикла, что людьми зовётся днём. За это время уже был почти завершена ткань, рисунок на которой мог посоперничать с работами умелых художников, и когда последняя нить основы окончилась, завершив последний узор, к юному арахниду с потолка залов ткачей спустился его наставник, которому юный арахнид покорно уступил место для лучшего обзора.
- Мельчше, чшем тумалосзь. – Сразу начал говорить наставник, осматривая работу, заставив юного арахнида понервничать. Но дальше он продолжил. – Но получшилосзь хорошо.
Наставник аккуратно снял ткань с рамы и повесил её на своей руке. После этого он направился к выходу из залов, попутно пару раз тихо стукнув кистями – позвал юного арахнида за собой. Уже на выходе наставник заговорил:
- Сзеготня ты работал медленнее, чшем обычшно.
- Мой первый цикл подходит к концу - думал за работой.
- Ясзно. – Наставник подвинул руку, позволяя пробегающему мимо рабочему забрать ткань и отнести её туда, куда нужно. – Мудрец Маб-рак-Кху посзвал тебя к сзебе после работы ткачша.
Юный арахнид слегка склонил свой торс перед наставником ткачей, в знак благодарности после чего забрался на потолок, что бы в своём пути не мешать проходящим мимо рабочим, и направился в сторону библиотек, где обычно засиживался древний Маб-рак-Кху.

***

Библиотека была одним из крупнейших строений внутри царства, поделённая на пять вертикальных уровней, каждый из которых мог уместить почти три сотни арахнидов. Она хранит в себе самые разные знания, что были собраны за многие столетия и в очередной смотря на всё это снизу юный арахнид испытывал легкий трепет.
Мудрец Маб-рак-Кху нашёлся на третьем уровне, держащим рядом с собой какую-то каменную таблицу и читающим книгу названную «Словарь вымерших народов. Часть …». Какая именно это была часть юный арахнид увидеть не мог, особенно после того мудрец увидел его и отложил книгу на полку.
- Нашёл недавно, когда ходил по глубинным путям, - показывая табличку, сказал старый арахнид, - Как сам понимаешь, понятно ничего. Такс, зачем тебя позвал… а, да! Пошли. Кстати, ты так и не определился чью долю хочешь выбрать?
Юный арахнид в ответ потёр пальцы друг об друга на обоих кистях – знак отрицания.
- Ты же не забыл, что в начале суточного тебе уже исполнилось двадцать два года, если смотреть по человеческим меркам? Вижу, что не забыл. Детская наружность для тебя уже слишком мала, лучше сбросить её как можно раньше, иначе потом могут начаться проблемы.
-  Я понимаю, наставник. Думал об этом во время исполнения работы ткача. Сделать выбор тяжело. Обе доли меня притягивают.
- Жалко, что нельзя выбрать обе, да? Возьми и отнеси на склад, к остальным артефактам. – Усмехнулся Маб-рак-Кху проходящему мимо рабочему, когда он и юный арахнид вышли из библиотеки. – Кстати, ты знаешь, что люди празднуют «день рождения». Ну, то есть проводят увеселительные мероприятия в суточный цикл, номером совпадающий с суточным циклом, который был когда они появились на свет.
- До сих пор не представляю зачем, наставник.
- Правда? Ну, я тоже не особо понимаю, но вроде как они просто хотят устроить себе лишний отдых и сбросить напряжение. Даже дарят друг-другу различные безделушки разной степени полезности и устраивают различные увеселительные мероприятия. Кажется я эту уже сказал. - Призадумался старый арахнид. 
- Буду иметь в виду, наставник. Почему мы движемся к глубинным путям?
- А, точно. Забыл сказать. В общем… хм, как-то странно и тяжело говорить об этом. Надо будет потом. Ой извини! Отвлекаюсь. В общем этот старый мудрец уже немного начинает сходить с ума от своего возраста и он решил повторить традицию  этих «людей». Все ровно ты у меня единственный доверенный как раз, а ещё как раз недавно нашлась более-менее безопасная тропа ведущая к покинутым залам древних. Для меня они не особо интересны, но для тебя, юный арахнид-что-получит-своё-имя-потом, эти залы как раз. Особенно учитывая, что ты потом можешь стать ткачём, то было бы грустно, если бы ты не узнал ещё одной прелести жизни мудреца.
-…Я не совсем понял вас, наставник. И причём тут наземники… Так же, юным арахнидам нельзя посещать глубинные пути.
- Понимать не надо. Притом, что это мой подарок под конец твоего первого цикла. А насчёт того, что тебе нельзя… скажешь просто, что Маб-рак-Кху уже слишком стар и у него проблемы с головой. Тем более что это так. Надо будет попросить алхимиков помочь с этим… В общем с днём рождения тебя.

***

Залы, в которые старый арахнид привёл своего юного собрата действительно оказались чем-то на вроде кладовых, в которых храниться всякая утварь. Маб-рак-Кху видел почти точно такую же уже множество раз, а высмотреть что-то новое, невиданное он не пытался – пробовал уже до этого. Зато юный арахнид с плохо скрываемым восторгом осматривал видимое им и задавал множество вопросов по теме этих вещей и древних. Позже, когда юный арахнид утомился, разговорам перешли на другие темы - о том, что старый арахнид видел, расшифровывал, о мудрецах, их доле, о царство, наземниках, их историях и легендах, о которых известно с книг и многое-многое другое.

Бариан обходил лошадей, проверяя, как закреплены сумки и мешки с товарами на их спинах. Лошади всхрапывали, явно не слишком довольные, что их навьючили, но стояли послушно. Наконец раздались голоса мужчины и девушки, и Бар замахал им рукой.
- Отец, все готово!
Мужчина одобрительно кивнул и взял под уздцы пару лошадей.
- Леда, поедешь на Пегой, а ты на Руне, - он протянул уздечку серой лошади мальчику, и тот ловко поднялся в седло, несмотря на то, что сам едва макушкой доходил лошади до холки.
Леда хмыкнула и показательно вскочила на пегую кобылу, небрежно беря уздечку в одну руку. Ей казалось, что десять лет - не такой уж повод что-то отмечать, хотя ее собственные дни рождения всегда проходили шумно и весело. Девушке было пятнадцать, и она уже получала предложения сватовства от семей в других племенах, отчего чувствовала себя очень взрослой и смотрела на детские восторги младших свысока.
- Ну что, двинули? - мужчина кивком пригласил Бариана поравняться с ним, вместо того, чтобы замыкать шествие, приглядывая за нагруженными лошадьми.
Леда нахмурилась, раньше это было ее место, но тут же решила про себя, что болтать с отцом о дороге ей все равно не о чем.
"Не больно-то и хотелось," - она перекинула косу с плеча на плечо.
Бариан мерно покачивался в седле и без умолку болтал с отцом о предстоящей ярмарке. Так случилось, что его десятый день рождения совпал с довольно редким событием: несколько племен оказались достаточно близко друг к другу, чтобы собраться в одном месте. Это была возможность найти товары, за которыми в другое время пришлось бы ехать в ближайший город или ждать, пока не пройдут торговцы. Мальчику был обещан подарок, какой он себе выберет сам, плюс он может потратить деньги с продажи его собственных первых изделий.
Несколько часов дороги пролетели незаметно, и впереди показались ярмарочные шатры, столбы и островки импровизированных прилавков. Бар с энтузиазмом помогал отцу и сестре подготовить все, и когда товары были представлены надлежащим образом, испросил разрешения пойти осмотреться.
Чего здесь только не было: ткани и шерсть, продукты долгого хранения, оружие и доспехи, ювелирные изделия, одежда и обувь, посуда, игрушки и безделицы... мальчик остановился у прилавка, где были разложены сумки, кошели, амулеты, подвески и ремни, украшенные различными бусинами, тиснением и росписью. Его внимание привлекла белая шкурка песца, вернее ее часть, закрепленная на металлическом кольце вместе с парой плетеных шнуров, на которые были нанизаны бусины. Подобные штучки можно было увидеть прикрепленными к поясу или седлу лошади, иногда они висели в шатре в качестве украшения, все зависело от размера и веса такой вещицы. Пообещав себе позже вернуться за ним, Бариан пошел дальше, высматривая прилавки с оружием. Ему хотелось обзавестись настоящим боевым клинком, какой только могла бы поднять его рука. Конечно, но уже получал регулярно уроки ведения боя на деревянных мечах, но мальчишеская душа требовала настоящей стали, и никакой разделочный нож или скребок для шкур тут не могли сгодиться.
Неподалеку раздался смех и голоса, Бар увидел группку детей разного возраста и поспешил к ним. Они были с разных племен и весело болтали о том о сем, рассказывая, кто чем занимается и с чем приехал. Одна девочка, на вид ровесница Бариана, в гордостью рассказывала о работах своих отца и братьев, занимавшихся кузнечным ремеслом. На поясе ее висел искусной работы кинжал в украшенных ножнах, сделанный специально для маленькой детской руки. Узнав о дне рождения и обещанном подарке, девочка с удовольствием согласилась отвести Бариана к их прилавку и показать, что у них есть. Подарок был найден, оплачен, и мальчик предложил новой знакомой поискать, на чем можно опробовать сталь. Выбор пал на крупное бревно, к которому были привязаны чьи-то лошади, и дети принялись поочередно вырезать то фигуры, то руны, то имена друг друга. Время летело незаметно за веселым занятием, оказалось, прошла пара часов, когда Бариана окликнула старшая сестра.
- Вот ты где, тебя отец искал, иди забери то, что тебе причитается.
Речь явно шла о выручке с продажи предметов, сделанных руками мальчика, и тот обрадованно подскочил. Ему тут же пришла в голову отличная идея.
- Подожди здесь, ладно? Я скоро вернусь! - уже убегая крикнул он девочке, оставив ее и недоумевающую Леду.
Та оглядела подружку братца, затем их резьбу на бревне и оружие девчонки.
- Хороший кинжал, - не без зависти протянула она, - можно взглянуть?
Она повертела в руках оружие, ей бы самой понравилось носить такое, удобно и изящно, не то, что лежало в ее поясной сумке и годилось разве что тушу разделывать. Леда вернула девочке клинок.
- И как тебе мой братец баран?
- Кто? - не поняла девочка.
- Ну Бариан - баран, мы его так зовет, потому что он упрямый и... да просто потому что смешно.
- А... - довольно безразлично протянула девочка, поняв, но не оценив соль шутки. - С ним весело.
- Ну да, - Леда сама себе хохотнула, сдерживаясь от новой колкости в адрес братца и думая, какую бы неловкую историю о нем поведать, но тут вернулся сам Бариан.
- Вот, это тебе! На память, - он протянул девочке подарок.
Лицо Леды вытянулось в изумлении, а потом она залилась смехом. Она уже знала, что означает белый мех в качестве подарка девушке, а вот дети, видимо, нет. Уж ее бестолковый братец точно, если так беззаботно дарит это девчонке, с которой едва знаком.
- Никак свататься надумал? - спросила девушка у Бара, затем перевела взгляд на девчонку, успевшую принять подарок. - И что скажешь?
Бариан залился краской, а его новая подружка нахмурилась, сообразив, что к чему. Леда заметила ее реакцию и не удержалась, чтобы не пошутить над братом снова.
- Смотри, ей кажется не по нраву твое предложение.
Мальчик вышел из ступора и выхватил из девичьих рук свой подарок.
- Я не это имел в виду! И вообще... а, ну вас, дуры! - он бросил отнятую вещь тут же на землю и убежал прочь.
Отец заметил замешательство сына, который пару минут назад еще был весел и куда-то очень спешил.
- Не смог купить, что хотел?
- Леда все испортила, почему ей все время нужно доставать меня? Даже мой день рождения портит!
Отец усмехнулся и потрепал мальчика за волосы.
- Уверен, она не со зла, - примирительно произнес он и принялся копаться в вещах на прилавке, пока наконец не выбрал подходящие ножны. - Вот, раз ты теперь при оружии, тебе пригодится. С днем рождения, сын!

- Боже, мне так жаль. – сказала Джилл и бросила долгий взгляд на Кастеллиана.
Они занимались обычной рутиной по подготовке лаборатории к работе. Он включал питание многочисленных машин, она подготавливала инструменты к стерилизации. Заученные, быстрые и аккуратные движения людей, хорошо знающих свое дело. Долгое время работающих вместе. Кас посмотрел в ответ.

- В чем дело, Джилли? – он приподнял в удивлении бровь. Она отвела взгляд и тонким движением руки поправила прическу.

Я имею в виду, что у тебя завтра – она отодвинула рукав халата и бросила взгляд на свои строгие часы из чистой платины – сегодня. Сегодня день рождения, а ты вынужден торчать всю ночь на работе.

Кас рассмеялся своим уверенным смехом и махнул рукой.
- Прекрати. Ты же знаешь, что так надо. Завтра... сегодня большая презентация, а значит нам стоит хорошенько постараться. Так что забудь. Можешь потом мне спеть праздничную песенку, если хочешь, а пока давай сосредоточимся на работе, хорошо?

Джилл посмотрела на него, но промолчала и лишь серьезно кивнула головой. Сегодня их ждало много работы.
Машина по работе с памятью ожила. Сложнейшая конструкция, результат труда сразу нескольких коллективов из разных научных организаций, сотен ученых. И Кастеллиан МакНамарра с гордостью стоял во главе разработки. Не начальник де юре, но глава разработки де факто, молодой, энергичный, он был погружен в работу с головой, влюблен в нее, пожалуй, даже сильнее, чем в свою красавицу жену Люси и дочку Эмили. Он нырнул в работу с головой сразу после учебы и не выныривал уже семь лет. И Джилл Брэхем всегда была рядом. Умная, спокойная, сосредоточенная, чуть старше него, она поначалу долго не могла смириться, что какой-то выкочка занял пророченное ей место. Джилл была строгой женщиной, ставящей порядок выше всего. У нее были планы, большие планы. Лучшая выпускница престижной, закрытой академии. Единственная девушка на потоке, выдержавшая все трудности учебы, выдержавшая с отличием! Ей были открыты все двери в науке и она пошла по самой передовой стезе – исследования мозга и памяти человека. Через три года она предзащитила свою научную степень и возглавила научный отдел – небывалое достижение в ее возрасте. И тут-то на пути ее карьерного роста возник этот выскочка Макнамарра.

Кастеллиан приехал издалека. Только что женившийся, довольный до ушей, он казался рассеянным и безалаберным, в его наушниках всегда играла музыка, а стол был завален тонной макулатуры. Никто не воспринимал его серьезно, пока он за два года не сделал три небольших, но важных открытия, написал четыре серьезные статьи в важные журналы и зарегистрировал два патента, обеспечивших ему неплохой доход поверх зарплаты. Никто и глазом моргнуть не успел, как весельчак Кас начал с толком говорить о самых передовых разработках института. Он придумал концепцию машины, не сам, конечно, поднял старые разработки, дополнил и развил. Он обил все пороги, добиваясь финансирования проекта и организовывая сотрудничество. Номинально он стоял ниже Джилл, но все слушали именно его на совещаниях, куда он неизменно являлся в своем лабораторном халате (благо что чистом). И это все ее жутко бесило. Ее бесили манеры Каса, его неиссякающий оптимизм, его вечный энтузиазм и его волшебные мозги, которые позволяли ему решать за ночь с карандашом и бумагой то, над чем Джилл билась месяцами. Она долго не могла смириться. Оппонировала ему на каждом собрании, въедливо изучала каждую бумагу нового проекта, ища ошибки и даже, переборов стыд, пыталась интриговать за спиной Каса. Все ее попытки разбивались о стену его оптимизма и безграничного доверия. Он словно не замечал ее усилий или, что еще хуже, был ей благодарен за бесконечные проверки и дыхание в спину. Ее усилия, ее знания, ее попытки сделали ее вторым человеком на проекте. Всего лишь вторым! Это ее не устраивало.

Шли годы и она смирилась. Время подтвердило статус Кастеллиана Макнамарры во главе проекта. Со скрипом, с трудом, но строительство установки шло, проблемы решались и то, что было мечтой на бумаге, становилось реальностью. Это не могло не восхищать Джилл. Иногда она сознавалась сама себе, что не смогла бы, не потянула бы такой проект, давно бы сдалась и бросила все, устав бороться с собственным начальством и всеобщей тупостью. Но Кас всегда был рядом и он находил время и на работу, и на семью, и на то, чтобы поддержать сотрудников теплым словом. К нему привыкли и Джилл признала за собой второе место. Быть подле него, помогать, брать на себя часть работы. Она лучше всех остальных видела, какое бремя со своей вечной улыбкой несет Кас и это ее печалило, даже раздражало. Все просили, требовали, жаловались, спорили и никто не поддерживал, никто не понимал, как это трудно – следовать за мечтой. Никто, кроме нее.

Карандаш с громким стуком упал на пол и Джилл вздрогнула, поняла, что задремала. Кас сидел за соседним столом, в темноте, лишь лампа давала чуть света над бумагами, которые он читал. Джилл посмотрела на часы. Пора – подумала она.
- Я схожу за кофе, ты будешь?
- Ага, будь так добра, мне чашку черного. – ответил он ей не поднимая головы. Она едва заметно улыбнулась, потянулась после долгого сидения на стуле и, прихватив с собой пакет из-под стола, ушла в коридор. Стук ее каблуков по плитке долго звучал эхом.
Она отсутствовала долго и когда дверь открылась, Кас обернулся, чтобы спросить, все ли в порядке. Он увидел, как Джилл несла небольшой тортик белого крема, на котором горели свечи с его возрастом. Рядом на подносе дымились два стаканчика с кофе. Он широко улыбнулся и встал, чтобы подойти ближе.

- С днем рожденья тебя – пропела Джилл. У нее был приятный, глубокий голос.
- Черт возьми, как ты его пронесла незаметно?! – восхитился Кас.
- Спасибо тебе, партнер. Это чертовски приятно.. – он еще раз взглянул на Джилл, как она ставит торт на стол и по-дружески обнял ее.
- Загадывай желание – сказала ему Джилл и кивнула на торт. Кас кивнул в ответ и демонстративно изобразил мыслительную деятельность, прикрыв глаза. Потом он взял Джилл за руку и задул свечи, оставив их двоих в полной темноте. Лишь за дальним столиком горела лампа и загадочно потрескивала машина для памяти. Они стояли так какое-то время, держась за руки, и каждый думал о своем.
- У меня – у Джилл пересохло в горле и она кашлянула, прежде чем продолжить – у меня еще припрятано немного вина. С того банкета, помнишь?
- Хм. – сказал Кас. – почему бы и нет? В конце концов машина настроена, теперь остается только дождаться, пока моделирование закончится и разойтись по домам. Кому помешает бокальчик вина в день рождения, правильно говорю?
Джилл не видела его лица, но была уверена, что он улыбается. И она улыбнулась тоже.

***

Презентация закончилась оглушительными овациями. Каса в этот день любили и хотели все. Коллеги, начальство, инвесторы, пресса. Но он все же нашел укромный уголок, чтобы переговорить с Джилл с глазу на глаз. Та стояла необычно застенчиво, в своем роскошном вечернем платье, при виде Каса она схватила одну свою руку другой и на мгновение закусила губу.

- Черт возьми, Кастеллиан, что происходит? Что вчера было? Мы использовали машину, пока были в лаборатории вдвоем? Я только помню, что мы пили вино, а потом – потом пустота.
Она выглядела гневной и звучала тоже, но в ее глазах была просьба. Она сама не была уверена, о чем просила. Что она хотела услышать в ответ?
- Похоже, что так. Я тоже не помню. Я поднял логи сегодня перед презентацией, мы активировали машину два раза. Скорее всего, просто проверка работоспособности, вырезан небольшой, ничего не значащий участок памяти.
- Ничего не значащий? – Джилл не хотела так говорить, но слова сами вылетели у нее. В этом вопросе и интонации, с которой он прозвучал, было намешано больше, чем в тропических чили-коктейлях с самбукой. Кас внимательно и долго посмотрел на нее. На мгновение ему показалось, что в глазах женщины мелькнула слезинка. Кажется, она так и не смогла уснуть после той ночи. Как и думать о чем-то другом.

- Джилли…

- Кастеллиан, мой друг! – вмешался чужой голос. Это был Джим Браун, влиятельная персона из администрации и один из кураторов проекта. – Тебя непросто найти. Мальчик мой, сегодня ты превзошел сам себя! – пухлая рука заключила Каса в крепкое рукопожатие, тот, улыбнувшись, постарался вернуться взглядом и мыслями к Джилл, но та уже ушла, оставив после себя необычный для нее запах дорогих духов. Кас покачал головой. Похоже, эту потерю памяти он запомнит на всю жизнь, как бы странно это ни звучало. Такого дня рождения у него еще не было.

- Ты не обуза. - фея оторвалась от туши, чтоб вскинуть на секунду лицо к Тори. - Быть в безопасности и отягощать собой - это разные вещи.
- Ба, девчат, а вы храбрые души я погляжу. - раздался голос прятавшегося в доме. Невидимый взгляд скользнул по появившемуся дварфу. Если Тори его тон показался неагрессивным, то вот эладринка совершенно иначе восприняла сказанное.
- А ты, старик, - она ясно видела, что бородач вовсе еще не пожилой, для народа упрямых крепышей, - выстрелить-то успеешь? - уронила сиреневоглазая, выпрямляясь и весело улыбнувшись. С этим племенем она дела имела не единожды. Если такому в череп что-то забьется, так и все, только болт в лоб и остановит. Может поэтому они так шлемы любили? - Стреляя, не ошибись с выбором, кого первой, а то нас-то трое, даже если попадешь, еще две останутся.
У нее не было магии, которой швырнуться в появившегося, но его слова пришлись ей очень не по нраву. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтоб понять, что девушки не желают зла тому, о чьем присутствии отлично были осведомлены, и тем ни менее не выдали той толпе нечисти, которая тут бродила полуминутой назад. А теперь он им арбалетом грозит. Арбалет, надо признать, был хорош, в этом остроухая разбиралась. У нее самой самострел болтался сейчас на бедре, настороженный и с болтом под лапкой. Нож, который она держала в руке, тоже в любой момент мог бы отправиться на более тесную встречу с бородатым. Да, летел бы медленнее, чем болт, но и варианты были. Она внимательно слушала Тори, но когда змееокая выпалила про знакомство, прибавила:
- А доверие - смешная штука, отец. Вывалился из портала, уши грел. Нам тебе доверять без оглядки?- усмехнулась Рингара, подхватывая тон дварфа и его манеру говорить, и нарочито якобы вернулась к своей работе, копошась в груде мяса, лошадиного и человечьего, но готовая в любую долю секунды оказаться в несколько ином месте. - А потом побежишь страже закладывать, что мы ребенка должны спасти?
То, что Тори знала пришлого, если, конечно, тот тоже вспомнит, несколько могло разрядить обстановку, но то зависело больше от гнома.
- А огонек... Высекать надо. Ну или на углях в очаге. - Она кивнула на дом, в дверях которого стоял собеседник.

Исиль

- Тогда ты не тёмный маг, ты… - внезапно Арчер расхохотался, впервые за долгое время не сдерживаясь, весело, искренне. – Ты радужный маг! – всплеснув руками провозгласил он, указывая на темного, после чего спохватился и прикрыл одной рукой свой взбудораженный свет, как будто боясь, что он погаснет как обычный огонь, задуваемый ветром.
- Радужный – это не светлый и не тёмный, должно быть идеальная середина. Мда… по тебе так сразу и не скажешь. Душа красивая.– Недоверчиво покосившись на своего учителя и скептически приподняв бровь парень потушил огонь, рассматривая себя со стороны и подмечая, что не мешало бы попасть хоть в какую-то таверну, чтобы привести себя в порядок. Да, одежда многое скрывала, но по лицу всё было видно.
- Про уход – это я так, для ускорения сказал, а вызывать тебя вообще-то не собирался. Точнее не тебя я звал, а… в общем не суть. Эта могущественная ведьма Присцилла, да? Хех. Если у неё есть силы управлять тобой, то можно вообще ничему не учиться, а сразу готовиться к смерти.
Продолжая смотреть на свою копию Арчер дослушал последние слова некроманта и покривился. Потом, если придет миссия и Присциллы всё-таки не станет, у тёмного точно отпадёт всё желание возиться с новичком, поэтому таким полезным навыкам как телепорт стоило обучиться быстрее, чем ведьма будет повержена. Но Тирий прав, если сейчас мало времени, то лучше начать с…
- Старить предметы!? – Воскликнул он, не веря своим ушам, после чего задумался о полезности сего навыка и будучи в глубокой задумчивости встретил удивленную Настасью. – Очень весело, Стася. А ты вернулась какая-то угрюмая. Что-то случилось? Не нашла ничего необычного?
Он заинтересованно смотрел на девушку и то, что она вынимала из своей сумки. Неужели решила написать ещё одно письмо тому самому?
Чтобы прочитать то, что Настасья старательно выводила и зачем-то решила показать всем собравшимся, Арчеру пришлось подойти поближе и вновь зажечь небольшой огонёк на ладони, в этот раз уже как-то машинально. И чем дальше он читал, тем выше ползли его брови, а за ними увеличивались и глаза. В сложившейся ситуации парень конечно же не нашёл ничего лучше, чем обратить вопросительный взор в сторону Тирия, который в силу своего возраста и ума, по мнению Арчера, был способен разрулить любую ситуацию.
- Какие ещё пять компонентов? – Безусловно собственная шкура волновала его куда больше, чем неизвестный ему брат Настасьи.

Арчер

Пароро, или, как их еще называют, рыщущие в снегах. Они поклоняются снегу, метелям и бурям, персонифицируя их как божество.
Эти белые гиганты населяют мерзлые пустоши, ледники,  горные вершины с нетающими снегами и прочие вечно-замерзшие ареалы, но зимами могут забрести и в более теплые регионы. Пароро - кочевники, рыщут по своим охотничьим угодьям в поисках добычи. Обычно они передвигаются небольшими семейными группами по 5-7 особей, скрываясь в метелях и буранах, но, бывает, путешествуют и в одиночку. Лед, снег, холод - их суть. Дело в том, что они появляются от рожениц любой расы, похищенной и умертвленной холодом в процессе ритуала, в котором пароро поят и омывают ее тело смесью своей крови и крови теплокровных живых существ. Когда несчастная погибает, тело заковывают в глыбу льда, а через неделю появляется младенец, которого бережно извлекают на свет. Он устойчив к любой стуже, вместо молока пьет кровь, и спустя еще неделю полностью превращается пароро, и вырастает среди них.  К молодым особям пароро очень внимательны и заботливы.
Из-за подобного цикла рождения, пароро не способны осознанно причинять вред детям до 12 лет и беременным женщинам, если не считать этого зверского ритуала. Правда такое похищение вредом они не считают, наоборот, это великая честь и привилегия. А что сопротивляется - это потому, что своего счастья не понимает. Рыжеволосые женщины не способны стать матерью пароро.
Руки пароро в естественной форме не приспособлены к тонким ремеслам, так что все пожитки, которыми они обладают, включая одежду, оружие и доспехи, бытовые предметы - обычно используются в гуманоидной форме.
Этот вид необычайно уязвим к магии огня и даже просто к высоким температурам, а определенный дискомфорт доставляет даже просто выше температура выше 20 градусов.

Пароро выглядят как высокие, до трех метров ростом и жилистые гуманоидные серокожие создания. Их тела покрыты тонким белым ворсом, на голове - копны белоснежных волос, спадающих на уродливые лица: вытянутая пасть с внушительными клыками, и верхними и нижними, маленькие черные глазки, словно бы обрубленные носы. Сильные руки, пальцы на которых оканчиваются острыми когтями, тянутся до колен, пароро одинаково ловко передвигаются и на двух, и на четырех конечностях. Их ступни широкие, покрытые мехом, они не проваливаются сквозь наст и снег.
В гуманоидном обличии, как ни странно, пароро довольно привлекательны. Эльфоподобные изящные создания, они наследуют некоторые черты внешности своих матерей: цвет глаз или волос, например, черты лица. Они хорошо сложены, ростом чуть выше среднего. Светлая кожа совершенно чистая, зубы белые, ровные. В гуманоидной форме, однако, пароро утрачивают свое превосходство в силе.

Моровые Вулпи - это разумная и опасная нежить. Она хитра, изобретательна, не знает жалости. Все матери мира учат детей относиться к животным без жестокости, но вовсе не из-за великодушия, а из страха. Всем известно, что из зверья, замученного детьми или взрослыми ради забавы, может восстать моровая вулпи. Все началось когда богиня природы, заметив, что с ее подопечными дурно поступают, просила помощи у бога кошмаров. Тот помог так, как счел нужным, создав нежить-мстителей.
Это существо, в настоящей форме напоминающее самую обычную крупную рыжую лисицу, не вызывает особых подозрений. Она восстает в первое полнолуние после гибели животного, даже если труп был уничтожен, и встает на след живодера. Настигнув виновника, Моровая Вулпи методично уничтожает его семью, его самого и, часто еще и насылает болезни на селение, в котором тот живет. Если Моровая Вулпи справилась с отмщением, она получает возможность превращаться в человека: мужчину или женщину и свободную волю, которую будет употреблять на защиту живых существ от других живых разумных существ. Проступок всегда будет казаться меньшим, чем наказание, а то, что пострадают и невинные - это моровых вулпи вовсе не беспокоит.
Арсенал у моровых вулпи обширен. Они втрое проворнее и быстрее человека, их пасть, полная острых, криво расположенных, как зубцы пилы, зубов необычайно сильна. Пожирая мясо они быстро регенерируют, и отращивают новые конечности. В настоящей форме они могут высоко прыгать, неестественно для животного выгибать суставы и перемещаться по вертикальным плоскостям, и даже вниз головой.  Плоть, слюна, кровь и мех моровой вулпи в истинной форме являются источником заразы, похожей на оспу болезни, убивающей или уродующей тех, кто выжил. Чтоб заразить человека, они могут просто улечься спать в его постели, или свернуться калачиком и подремать в оставленном открытым мешке с зерном.
Избавиться от моровой вулпи сложно. Она гибнет, если ее тело уничтожили в светлом храме, если ее разорвали медведи, волки, рассомахи, орланы, ястребы, являющиеся природными врагами лис. Вулпи не восстанет, если ее тело или его части похоронили в соли. Например, если культю или оторванную лапу засыпали солью, новая у вулпи не выростет, пока утраченая конечность находится в соли. А так же святая вода и светлые заклинания могут ее отпугнуть, или, при должно силе, уничтожить.
Однако после того, как моровая вулпи отомстит, она становится более уязвимой. Ее можно убить, как можно убить какую-либо иную нежить, если достаточно сильно разрушить ее тело и не дать восстановиться.
Многие моровые вулпи, получив человеческий облик, кажутся довольно добрыми, общительными и даже чадолюбивыми. Они любознательны, тяготеют к изучению магии природы, и употребляют свои способности для защиты живых существ, часто даже присоединяясь к друидическим ковенам. Но остаются теми же безжалостными существами в своей сути, и будут без жалости преследовать и проклинать тех, кто вредит зверью.

Кихада крутило так, что он уже не мог определить где верх, а где низ. Вода была повсюду, дезориентируя ещё больше. Его спасало то, что он перекрыв дыхательные пути, задержал дыхание, по этому воды не наглотался. Он старался аккуратно держать матриарха, а после выпада сорок второго с отгрызанием хвоста, выкинул огрызок и перехватил полосатую удобнее, прижимая её к себе. Но в какой-то момент он почувствовал сопротивление со стороны матриарха и существенно ослабил хватку, но совсем не отпустил, боясь потерять её в ревущей воде. Сколько продолжалось их хаотичное падение, яут затруднялся ответить, но оно закончилось одномоментно. Вот вода ревела и бурлила, а вот она уже спокойна и приветлива.
Кихад аккуратно поставил на землю матриарха и немного отошёл давая понять что не имеет дурных намерений. Но и осмотреться тоже следовало.
А посмотреть было на что. Суши как таковой видно не было, вокруг была мелкая вода едва доходившая до колена, вокруг торчали стволы деревьев, а в мерно покачивавшейся на волнах траве мелькали рыбёшки.
Кихада порадовала мысль, что он всё же не ошибся, и эта дыра была действительно тем, что переносило его с места на место. Нет, охотник не боялся смерти, он искал её в каждой битве, но именно в битве, но не бесславная смерть на дне большой воды.
Осмотревшись, Кихад заметил лежащее на воде белое тельце образца, живо ли оно было яут не знал, да и не особо на эту тему задумывался. В конце концов он попытался его спасти, но от его помощи отказались, и это были уже не его заботы. Сорок второй решил красиво уйти, и у него это вполне получилось. Начав осматривать окрестности дальше, он заметил ещё одно существо. Яут по птичьи наклонил голову рассматривая новое существо.

"Нет", голос нового оружия звучал в мыслях девушки твёрдо и решительно, "даже смерть такого существа, как она — лишь одна ступенька в бесконечной лестнице истинной цели. Коей является сохранение этого мира".
Присцилла, может, и была самой значимой угрозой мирозданию на текущий момент, но это вовсе не делало её единственной в своём роде или уникальной.
"Подобные ей — как морские волны, ударяющиеся о берег. Покуда этот мир предстаёт в привычном нам мире, они будут появляться и исчезать. Так будет, когда ни о нас, ни о ней уже и не вспомнит никто. Вот почему моё существование... Несущественно".
Получившийся словесный каламбур более чем устраивал рыцаря смерти.
"Беды можно ждать хоть с косой, хоть без неё. Хотя, конечно, сложно отрицать, что попытка боевого применения сельскохозяйственного инструмента выглядит нелепо. Быть может, стоит показать меня способному кузнецу — выправить лезвие, и сойдет за глефу. Уже не так обидно".
Видит небо — Фелнарис не выбирал своего текущего облика. Но был готов его терпеть столько, сколько это будет необходимо.
"Есть одно "но". Я не рвал связи с Присциллой. И моя душа, как ты сама видела, всё ещё пляшет под её дудку. Но вот мысли мои заблаговременно защитил жнец — мы встречали такого, когда наши души находились внутри ныне уничтоженной ведьмы. Если нам посчастливиться встретить такого вновь, в менее сложных обстоятельствах, будет разумным попытаться заручиться его помощью... А до тех пор остаётся лишь ожидать подходящего момента. Для тебя активный саботаж деятельности Присциллы на данный момент — самоубийство. Да ещё и бесполезное".
Пускай бывший эльф и не отличался заботой о своём существовании, он всё же считал, что разбрасываться им по возможности не стоит. Присцилла всегда найдет себе новых слуг; а вот тех, в ком горела решимость противостоять ей, было не так много.
"Даже у этого оружия есть преимущество", вновь заговорил рыцарь, когда к Рунарии стали подбираться животные с не самым выдающимся инстинктом самосохранения, "широкий замах. Если приноровиться, одним ударом можно разрубить сразу несколько целей. Это хорошая возможность попробовать".

Нира была уверена: в этом мире были тысячи девиц, тотчас завизжавших бы от радости, кабы они стали частью такого предсказания. Славный муж, куча детишек, спасение мира, избавление от проклятия! Кипятком уписаться!
А у неё вот в затравленном взгляде только опять ужаса прибавлялось.
«Не "полюбить", а "пожертвовать жизнью"! Случайная такая строчечка! Детей подарю… Как цветочки луговые, нашла да подарила! А не захочу?.. Распрям они конец положат… Мир этот дотла спалить – тогда только распри кончатся Почему вы не слышите, как ужасно всё это звучит?!!»
Она представила, как этот «славный муж» станет еженощно взбираться на неё, точно бык на племенную корову – без чувства, а лишь бы только обрюхатить. Как остальная семья будет держать свечку и ждать – когда же? Может, поначалу ей дадут время прийти в себя, но надолго ли его хватит? Неделя? Месяц? Едва ли они захотят терпеть дольше. Напомнят, что отдали ради неё свою кровинку, так что изволь, дорогая, раздвинуть ноги и захлопнуть рот, покуда не разбухнешь чревом.
Ведьма содрогнулась от омерзения.
«Будешь, считай, королевой!» – засмеялся внутренний голос
«Это неправильно, это всё так неправильно. Как ты сможешь принуждать меня к такому, если впрямь буду так дорога? Чем будешь лучше Иры?»
Мог ли быть шанс, что это горе-пророчество было правдой? Что красноглазый колдун не подстроил это, а был просто орудием судьбы?
Ох вряд ли. Вот уже и загадочное «та, кто несёт свет» внезапно сменилось на прямую жрицу, о которых здесь никто и не слышал ведь. Зачем Птица стала бы посылать её сюда, если у жрицы совсем другая миссия?
«Зачем тебе опять нужны мои дети, выродок красноглазый? Зачем передавать Цу Дэ другому? Сделка у тебя с ним?»
Но и с другой стороны – зачем самому Тирию пытаться оставить её здесь, если он требовал, чтобы жрица убила Присциллу и сохранила жизнь ему?
«Ведь иначе, если ему поверить, часть "отдать жизнь" наступит очень скоро… Ничего не понимаю»
- Почему вы уверены, что это всё – правда? – севшим голосом тихо спросила жрица, - Что кто-то не решил обмануть вас, маня сокровенным?
«С чего бы вдруг одному моему ребёнку быть чудовищем, а другому мир спасать? Почему вы вообще решили, что я стану это делать?»
Девушка обернулась на выжидающих добычи тёмных.
- А вы? Почему вы должны забрать одну из нас? – убито спросила ведьма, - Зачем я вам?
«Дура, зачем я спросила сейчас о пророчестве?»
Что бы ни задумывал Велиал изначально, после услышанного он наверняка тоже захочет проверить, а кого там ему эта светлая дева "подарит".
Ей ведь всё равно нужно в тёмные земли, а этой тип наверняка из тех краёв. Он, в отличие от большинства тёмных владык, умел ждать и слушать; может, и думать сумеет? Может, выйдет с ним договориться?
Или сбежать. Им наверняка придётся взять вместе с ней Рока – сможет её вызволить?
«Но если я пойду с ним по доброй воле, то ведь это совсем иное, чем если бы меня выдали силой. Убегу – они могут снова вернуться за Цу Дэ… Деpьмо»
В руке её что-то вспыхнуло, и жрица испуганно дёрнулась, боясь, что это вышедший из-под контроля Свет, и сейчас она снова кому-то навредит.
Но нет. Другое. Нира необдуманно попыталась поднять вывихнутую руку, тут же скривилась от боли и вынула рукой здоровой зажатый в своей ладони предмет. Лист. Исцелить магические раны. Один раз. Это знание отразилось в голове с такой мистичной убеждённостью, будто кто-то его туда вложил.
Ведьма подняла глаза на Велиала. От него? Как просила? Дескать, давай, воспользуйся, сделайся должна мне?
Слишком странно. Не в стиле местных владык разбрасываться подарками, не получив вперёд оплату; светлым же она была вовсе не нужна. Кто тогда?
Жрица подумала, что ей всё равно. Потом разберётся. Лишь бы это не было чьей-то гнусной проделкой.
Только как применить? Если она приблизится к Цу Дэ, Шики или Хадеки бросятся на неё раньше, чем выслушают. Жрица прикусила губу. Станет ли её слушать и верить Катсуро? Выдохнув, она усилием воли прогнала с лица тревоги и страхи, повернулась к основателю с самым серьезным видом и осознанным взглядом.
- Знаю, мне веры нет, но я правда не хотела вредить вам. Это должно помочь исцелить раны, без света, - очень тихо сказала жрица, - Но только один раз. Прости. Позволь помочь ей.
Ведьма надеялась, что хотя бы простая логика подскажет Катсуро: если бы жрица желала здесь кого-то жечь светом, то сейчас, когда ей вернули её огромную силу, она не нуждалась ни в каких ухищрениях, чтобы совершить злодеяние. И раз этого не делает, то не оттого, что не может, а потому что действительно не желает.
Желает другого. Она с жалостью обернулась на Цу Дэ, бережно сжимая лист в ладони. Только бы это правда сработало и смогло помочь ей!
«Пусть её глаза будут целы, умоляю, пусть будут целы»
Жрица на мгновение зажмурилась, надеясь, что исцеляющая магия сработает. Но если одного желания мало, и лист следовало приложить к обезображенному телу – тогда рискую собственной шкурой попробует приблизиться к девочке, надеясь, что Катсуро сможет остановить нападки безутешной матери и разъярённого брата.

Стоило Эвиану попытаться пробудить силу, как руки, которые секунду назад были во всех отношениях обыкновенными, превратились в две нечеловеческого вида лапищи. Что им повозка? Такими руками, кажется, можно и гору с места сдвинуть. Уарда ушла вперед, забрав с собой лошадей, но их помощь уже не нужна. Застрявший бок повозки взмыл в воздух, колесо выскочило из ямы, а Эвиан при этом даже не напрягся. Он удивленно усмехнулся тому, как легко всё это вышло. И дождь не помеха. Не важно, что ладони или то, что выросло вместо них, мокрые. И что под ногами дорога быстро превращается в чавкающее месиво тоже нисколько не помешало. Теперь у него достаточно уродские руки, чтобы оттащить повозку, куда угодно. Хорошо, что только руки, - он глянул вниз, ноги оставались на вид обыкновенными, если он правильно их разглядел в потемках. Он поставил повозку на все четыре колеса - туда, где точно не было никаких ям.
Зная, как легко можно лишиться чего-то или кого-то в этом не самом стабильном мире, Эвиан счел за лучшее не оставлять имущество бесхозным посреди дороги. Только что старик с лиандрой пропали. Что мешает пропасть и повозке? До темных земель без неё они неизвестно когда доберутся. Эвиан обошел повозку спереди, глянул в сторону мельницы, отгоняя от себя мысль о том, что он будет делать, если исчезнет кое-кто ещё. Но в темноте ничего было не разглядеть, за стеной дождя - не расслышать. Ему это совсем не нравилось. Он поскорее пошел к мельнице, таща повозку за собой.
Впереди мелькнул силуэт Уарды, выходящей уже без лошадей из какого-то сарая. Чуть дальше стояли остальные в свете странного факела - вроде бы в полном составе. Когда Эвиан выбирал для повозки место понеприметнее у стены сарая, он услышал голос Синдари. Тот громко рассказывал всем некий план. Похоже, с этой мельницей не всё так просто и нужна аж подстраховка, чтобы просто войти внутрь. И Фэль идет туда второй? А он, так называемый Лорд-демон Эвиан, значит, прибежит спасать в случае чего? Он-то прибежит. Вот только лучше бы Фэль вообще туда не ходить, если там опасно. Эвиан оставил повозку у стены и ринулся к остальным. План Синдари уже начал осуществляться.
- Там что, кто-то есть? Нам точно так надо туда попасть? - спросил он, пряча за спину изменившиеся руки. Если в мельнице враги, то с этими руками он навоюет куда больше, чем с человеческими. К тому же у шута на службе была защитная магия, и это кое-как примирило Эвиана с его планом. Вдруг шут прав? Фэль же смогла уйти невредимой от полуденницы. Кто знает, может, у неё правда талант вести переговоры со всякой нечистью. С демонами, например, у неё выходит отлично.

Настасья на какое-то время потеряла дар речи от действий Арчера. Развернувшись в его сторону, она с непониманием выгнула бровь. Что он хочет сделать со своей способностью? Ей не очень сильно понравились смысл сказанных мужчиной слов. Однако и злится на него ей не захотелось. Почти. Девушка знает, что возможно ее спутник опасается ее эмоциональной неустойчивости и просто пытается помочь. В конце концов, она сейчас представляет собой не самого спокойного человека. И она в какой-то мере благодарна за эту попытку, но она не хрустальная чтобы ее оставляли позади травмирующий ситуаций. К тому же, как он мог так поспешно позабыть, что именно до него пытались добраться через нее?
- Арчер ты же понимаешь, что ты цель того мага? Спасибо, что пытаешься помочь… - на этом моменте Тасья благодарно улыбнулась Арчеру в попытке показать свою искренность и тут же посерьезнела – Но не подставляй себя, пожалуйста, – и добавила чуть тише, когда прозвучало предложение мага чтобы только ее спутник и услышал – И я действительно должна сама взглянуть на то, что там... Творится. Прошу тебя. Я не прощу себе, если ОН там лежит, а я даже не соизволила попрощаться с ним. Обещаю, я справлюсь.
Предложения Тирия выглядело приемлемо в том плане, что темный уж точно позаботится о своем подопечном. Целительнице в таком случае не придется мучиться чувством вины, что она могла невольно затащить разноглазого в неприятности. Она даже не пыталась уговорить мужчину просто отпустить ее одну ведь девушка уже успела узнать насколько он может быт упрямым. Но она надеется на разумность молодого человека. Если он захочет туда пойти, то ладно. Но с тем человеком, что может подстраховать его. И она тоже не останется тут. Ни в коем разе! Это называется скидывание своих проблем на чужие плечи! Девушка твёрдо посмотрела в чужие глаза, показывая, что не уступит. Она не была из трусливых людей, что боялись встретиться с болью. У нее был моральный кодекс и обязанности, которые она должна выполнить. И она сделает все то, что считает нужным и правильным. Если ее действительно хотят оставить позади, то ему придется связать ее. Она решительно попыталась, проскользнуть во тьму коридора, посылая посоху чуть магии для освещения.

- О, есть, есть. Я ж не спорю. да вот только когда я в прошлый раз у тебя его уточнить решил, то так и не вытянул из тебя ничего. - С улыбкой произнёс гном. - Так Исиль или Льяса?
Но, что уж тут поделать, ни ответ нормально услышать не выходило, ни плащик передать не успел, в конце концов, когда через крышу в комнату влетает незнакомец, то все внимание обычно достается ему. Ба, да вот незадача, внимание Тории сейчас было... Скажем так, нежелательным. Вот и крылатому не повезло. Черт его знает, ангел то был, либо просто какой-то крылатый мужчина, но вот статуей долго он пробыть не смог уж точно. Гравитация. Бессердечная сила природы. Особенно когда ты каменный находишься в воздухе. Она так и пытается притянуть тебя в объятия земли. Машинально гном пригнулся, закрывая голову. Однако ему практически ничем не грозило падение статуи. Лишь чудом не задев жрицу и тех, кто её окружал, ангел разлетелся на сотни кусков. Вернуть его к жизни, как это было с Фандлингом, теперь было нереально.
Однако. Нет худа без добра. Добро конечно не для разбитого, а для гнома. Но это было именно то, что он хотел получить! Когда Мак поднял голову, он заприметил рядом то, чего раньше там не было.
- Тудерер! - На мгновение Фандлинг даже забыл о Тории и её смертельной способности. Он быстро кинулся к молоту на земле, попутно замечая, что рядом же лежит его потерянная броня! - Ха! Да не знаю кто ты черт побери, господин Г. Но я благодарен тебе! - К кому конкретно обращался оборотень не знал даже он сам, но радость в его голосе и прилив сил был невероятным. Даже удивительно, какого черта, это так обрадовало гнома. С одной стороны конечно же не нужно было теперь искать способ пробраться на дно морское у черта на рогах. Да черт побери этой стороны с лихвой хватало чтобы радоваться. - Вот удружил так удружил! - Долго валяться вещам не пришлось. Босые ноги в сапоги, руки в перчатки, живот подпоясать, скинуть мешок и плащ, чтобы натянуть броню, на все про всё не пришлось больше минуты. Не зря же были ранние побудки на его службе! Даже шлем был тут же! И фляга на поясе наполнена и даже ладем в футляре! И самое главное не мокрое от чертовой морской воды. Чудо дивное, а не подарок Судьбы.
- Воооот, вот теперь заживём. - Пробормотал в конце концов Фандлинг и закинул мешок вновь на плечи. Только теперь в его руке твердо лежал родной молот. - Змейка. Так чего? Плащик дать, очи твои золотые прикрыть? - Хотелось двигаться. Не стоять посреди разрушенного дома рядом с уже двумя каменными статуями, а разобраться с тем делом, с которым пообещал помочь. Он обернулся на слова Сигварда. - К черту Богов, друг мой. Я здесь потому что хочу помочь, а не потому что кто-то меня послал. - Знал бы он, какие "Боги" послали этот отряд помочь жрице, то может быть и поддержал бы гнома.

Фандлинг Мак’Милон