Время надевать привычные маски…
Любезные улыбки, легкомысленные шутки, слова, скользящие мимо – главное не в словах. Их можно пропустить. Голос и взгляд. Вот они редко лгут. Знает ли маркиз, как много можно прочесть в его голубых глазах, если заглянуть в них за миг до прощального поцелуя? О да, он прав, такой огонь погасить не так уж просто. Не то, чтобы она не знала, как – порой довольно всего пары хлестких слов – нет, беда в том, что Олимпии совсем не хотелось говорить эти слова. Не слишком-то честно, да. Но свои отношения с совестью она уладит как-нибудь потом, а пока... que sera, sera. Будь что будет.

Графиня сняла шляпку с луки седла. Надевать головной убор без зеркала – процесс сложный и требующий немалого опыта и виртуозности. Зато со стороны ни за что не скажешь, что кроется за сосредоточенным видом, с которым плод сотрудничества шляпника и модистки примеряется наиболее выигрышным образом. На самом деле, Олимпия поправляла шляпку и загибала поля почти машинально, внимательно слушая дю Плесси, который вновь вернулся к тревожащей ее проблеме.

Королева.

Маршал прав, мадам де Ланнуа, пожалуй, единственная, с кем она могла бы поговорить об этом. Но если он думает, что Олимпия Манчини будет шпионить для него за Марией-Терезией…

Графиня едва не зашипела рассерженной кошкой, но вовремя прикусила губу и поспешно отвернулась, делая вид, что поправляет воротник и манжеты. Жаркая волна гнева нахлынула и ушла, вернув способность мыслить холодно и спокойно. В самом деле, что ее так возмутило? В конце концов, она безнадежно любопытна и все равно будет следить за королевой. А если догадка дю Плесси верна, и речь не только о супружеской измене, но и об измене государственной, то не ее ли долг помочь тому, кто не меньше Олимпии заботится о Нем?

Мадонна, какой же горький вкус у чувства долга…

- Я буду очень внимательна, Анри, и если мне удастся что-нибудь заметить, дам Вам знать. И обязательно поговорю с герцогиней де Ланнуа.

Олимпия поставила сапожок на сложенные в замок ладони маркиза и, оказавшись в седле, в последний раз заглянула в прозрачные голубые глаза.

- Вы не просите у меня обещаний, Анри, значит, я и не стану обещать. Просто скажу: я не забуду. Не смогу… и не захочу. И да хранит нас Бог.

Ни слова в ответ. Только губы шевельнулись беззвучно, словно повторяя то, что она прочла в его взгляде. Все. Больше медлить нельзя. Резвый королевский скакун всхрапнул и сорвался с места, унося графиню прочь из мшистой ложбинки, пахнущей солнцем и смятыми цветами.

 
- Но-но, сеньор, не увлекайтесь, - голос ее немедля сделался
строг и даже резок. – Что же до того, чтобы просить за вас
синьору контессу, то что-то я не понимаю, какой мне в том
резон. Мало, нешто, и без вас кавалеров нам пороги обивает?
Чай, не успеваю обо всех докладывать. Да ведь вы ее на
охоте сейчас увидите, вот и просите за себя сами.

    А я если за кого и попрошу, коли понадобится, то за
красавчика дю Плесси. Вот уж кто настоящий душка-военный,
и на язык спор, и на руку, кхм… щедр. Особливо если не
забудет обещанный отрез на платье прислать.

    Торжественный звук фанфар прервал корыстные мысли
синьорины: она развернулась к воротам во внутренний двор,
из которых показалась колонна оркестрантов, и застыла,
впитывая музыку всем своим существом. Собственно, замерла
не только она. Громкие аккорды марша на миг прервали все
разговоры, и даже лошади замерли, подозрительно прядая
ушами и качая головой в такт музыке.

    - Mamma mia, синьор маэстро! – выдохнула Симонетта,
прижимая обе ладони к груди истинно итальянским жестом
и гадая, ждал ли Люлли ее всю ночь, как обещался, или
нашел утешение в объятиях какой-нибудь
податливой служанки.

- Кто? Кто здесь? – встрепенулась Минетт, возвращаясь из волшебного мира тех сладких и невинных грез, которые возможны только в шестнадцать лет. Неужели... нет, голос был совсем не тем, от которого так сладко сжималось сердце. Ей потребовалась пара мгновений, чтобы вспомнить, кто должен скрываться за ничего не значащим «Это я».

- Граф? Ах, наконец-то! – принцесса выпрямилась было в своем кресле, но тут же передумала и вновь откинулась на подушки в томной позе. – Входите же, сударь, я ждала вас.

По-хорошему, следовало бы встать, но цепкие когти полуденной истомы, успевшие поймать Генриетту в свой плен, никак не хотели разжиматься, поэтому она всего лишь протянула вошедшему мужчине тонкую белоснежную руку, давая де Гишу возможность вдоволь налюбоваться живописной картиной под названием «Диана, утомленная охотой», которую принцесса, с ее точки зрения, представляла. По крайней мере, отражение ее в узком венецианском зеркале в простенке между высокими окнами павильона выглядело именно так: юная богиня, прилегшая отдохнуть и разомлевшая после долгой погони за дичью по густым лесам вокруг Олимпа.

- Я взяла на себя смелость угостить вас обедом, граф, - сообщила Генриетта, взглянув на Гиша из под полуопущенных ресниц. – Мой старший брат, Карл, любит повторять, что говорить с мужчинами о важном можно только на сытый желудок, поскольку голод имеет свойство портить нрав. Судя по вашему мрачному виду, вы слишком давно голодаете, граф, а это никуда не годится. Мне так хочется узнать, способны ли вы улыбаться, что я решила прибегнуть к крайнему средству: кухне господина Вателя. Как по-вашему, могу ли я рассчитывать на успех?

Не спеша отнимать у де Гиша руку, она улыбнулась ему, чуть смущенно, а может, и чуть виновато, как будто собственная попытка пошутить казалась ей самой чересчур смелой даже для замужней дамы и герцогини. На самом деле, то была чистейшей воды провокация: принцесса знала, что самый простой способ заставить человека улыбаться это начать первой.

Рыжего маркиза Ференц уже знал в лицо, но лично никогда не имел беседы. Окружение герцога Орлеанского было пестрым и ярким - фавориты, или, как их называли, миньоны брата короля были чем-то вроде обособленного кружка. Все засматривались на них, следили за их речью и одеждой, чтобы повторять, но боялись сталкиваться лично. Сам князь за время своего пребывания при дворе хоть и был лично представлен своему далекому кузену Филиппу, практически не знал его лично. Он вежливо ответил на поклон маркиза д'Эффиа, когда тот поравнялся с ним.

- Да, сударь, прошлая ночь была довольно шумной. Холодная ванна как раз то, что необходимо, чтобы привести себя в должное настроение и состояние. Буду рад, если вы составите мне компанию, а то мои друзья большие скептики на счет блоготворности озерного купания.

Ференц поочередно представил французскому дворянину своих мадьярских спутников. Ему вовсе не хотелось, чтобы маркиз дЭффиа принимал его на самовлюбленную шишку при дворе. И он, и его свита были достаточно долго странниками и скитальцами в чужих краях. Этот молодой человек обратился к нему на ходу... как к равному, и вовсе не искал выгод от знакомства с ним. По крайней мере, Ференц хотел верить тому. Именно это и располагало к маркизу, а вся мишура и титулованность пусть нежится в постелях во дворце.

Они уже подошли к берегу. Князь нетерпеливо прямо на ходу сорвал с себя куртку и бросил в руки одному из своих спутников. Сорвал белую нижнюю рубашку и отшвырнул на сырую еще после утреннего тумана траву.

Нет, смешным мадам маркизе показался вовсе не этот факт, который скорее свидетельствовал о спешке, в которой все это укладывалось, а оттого, что ей представилось что творилось в голове у этого малознакомого ей молодого человека, которому явно не терпелось поскорее разобрать злосчастные сундуки и отбыть восвояси пока Его Высочество не соизволил поинтересоваться доставленными предметами гардероба. Одно только предположение какие гримасы изобразил бы этот франт заставляло Габриэль то и дело бороться с улыбкою.
Ах, как же все-таки Филипп разбаловал своих придворных кавалеров! С какими кислыми минами они пробирались на нынче ставшую вражеской территорию покоев супруги своего господина, хотя женщина не сомневалась, что с не менее веселыми лицами они в одиночку или парами совершали вылазки в покои Фонтенбло и Лувра, когда их не сопровождал принц. Неписаный политес обязывал этих молодых людей быть источником веселья и беззаботной радости при особе герцога Орлеанского, но при этом хранить полнейшее уныние и пренебрежение во всем облике своей персоны, когда его не было рядом – все это некогда совершала и сама Габриэль де Тианж, хотя это самое уныние разыгрывать она так и не научилась, да и учитывая, что она принадлежала к немногочисленной женской «партии» свиты принца, которая негласно стремилась быть полной противоположностью этим павлинам, а потому из-за этого и своего веселого нрава так и продолжала веселиться при виде подобных франтов.

А тем времени, пока Габриэль предавалась своим фантазиям касательного блистательной юности и быта двора Его Высочества, их маленкое общество покинуло личные покои герцогини Орлеанской, оставив там пестрое собрание юных девиц и саму новоиспеченную Мадам, и оказалось в скромно обставленной гардеробной комнате, в которой их уже ожидали злосчастные сундуки и пара служанок, ожидавших начала утомительного действа.
Ворох удивительных по красоте и изяществу вещей предстояло им явить свету, откинув крышки ящиков и сундуков: отрезы кружев, сорочки на все случаи жизни, нижние юбки, воротнички, чепцы, платки, наколки и возможно даже чулки тончайшей работы. Все это готово было вскружить голову каждой из присутствующих здесь дам и даже единственному кавалеру, ведь не сложно было предположить, какими богатствами была одарена новоиспеченная невестка короля в знак уважения к ее новому положению. Обычай преподносить августейшей даме роскошное приданое в виде полностью обновленного гардероба, где все от булавок до вееров, должно было говорить об изяществе вкуса дамы и положения ее супруга, сулил предстать во всем своем великолепии пред маркизой и этими юными провинциалочками, которые и во сне не могли бы представить такую роскошь!
Но разве не за подобными женскими делами завязывалась хорошая крепкая дружба и душевный разговор? Хотя присутствие служанок, которые призваны были раскладывать по местам предметы гардероба Мадам, и мсье Дюпона несколько поубавили пыл маркизы относительно того, насколько подобная беседа могла бы быть откровенной в свете того, что в потайном кармане ее верхней юбки еще лежало злосчастное письмо, а Габриэль не терпелось узнать как можно больше о нем и его отправителе по простоте своей душевной. Но, разумно предположив, что этот франт довольно быстро покинет их общество, едва только необходимые ему вещи окажутся в его распоряжении, не особо удосуживаясь избавляться от маски безразличия ( за коей, маркиза не сомневалась, скорее всего скрывался не самый блестящий ум и не самая галантная личность) и проявлению интереса к дамам, маркиза де Тианж решительно приказала себе вернуться мыслями к вещам более насущным, а именно – сверяясь со списком приданого Мадам, организовать разбор всех вещей и просто восхититься искусством мастеров и щедростью короля, королевы-матери и возможно, вдовствующей королевы Генриетты-Марии.

- Я полагаю, что мы быстро справимся с поставленной задачей, мсье Дюпон,- Габриэль обернулась к молодому человеку с самой учтивой улыбкой и указала на лежавший на столике небольшой томик в темном переплете.
- Приданое Ее Высочества было тщательно описано, как и гардероб Его Высочества, а потому полагаю, что сверяясь с нашими списками и руководствуясь здравым смыслом мы быстро разрешим это недоразумение.

«О, представляю, если бы здесь Филипп! Он бы перебрал каждый отрез, каждый платочек, что бы убедиться, что его не обидели и тем более не обсчитали на предмет красоты! А сей юный господин явно поспешит лишь пересчитать все то, что отмечено, и скроется в покоях герцога, что бы насладиться этими чудными дарами,» - про себя усмехнувшись, подумала мадам маркиза и тут же поспешила обернуться к мадам де Лафайет.

- Мадам, я полагаю, что мы найдем общий язык, а потому не смею более Вас задерживать здесь. Герцогиня, верно, ждет Вас, что бы уладить последние дела перед пикником, - и улучив мгновение, когда Ора и Луиза были отвлечены рассматривание сундуков и комнаты, порывисто пожала руку Франсуазы и шепотом добавила:
- Благодарю Вас за понимание, герцогиня.

Странным образом Судьба разыгрывала свою партию в последние дни, сделав саму Франсуазу де Лафайет конфиденткой маркизы де Тианж и сведя их в столь деликатной ситуации, но выбора у Габриэль не было, а потому она решила довольствоваться тем, что она имела и постараться извлечь как можно больше пользы из сложившейся ситуации и внезапной благосклонности Высших сил.

Мэтр Леду был одним из тех, кто не побоялся оставить Париж и последовал вслед за королевским двором. Да, он рисковал оставить своих постоянных клиентов квартала Марэ, но не прогадал, временно обосновавшись в Барбизоне. Денежные средства, вложенные в драгоценные кружева, разнообразные ткани, ленты и тесьму уже окупили себя. Празднества в честь герцога и герцогини Орлеанских требовали все новых и новых нарядов, придворные желали воспользоваться случаем и блеснуть во всей красе, но не ехать же за парой новых перчаток или чулок в Париж, когда к их услугам в Барбизоне услужливый мэтр Леду и его сестра - мадам Бертран. Сам мэтр был очень рад приезду сестры, которая в свое время выгодно вышла замуж за столичного галантерейщика месье Бертрана, державшего лавку в Марэ. Месье Бертран согласился предоставить свояку свои товары и таким образом мэтр Леду мог угодить самым взыскательным модникам Фонтенбло.

    Едва войдя в лавку галантерейщика мадам Скаррон была окружена вниманием мэтра Леду, впрочем он успевал везде, ведь даму сопровождал такой солидный месье, да еще и служанка.

    - Чего изволите? Лучшие ткани, мадам, месье, - галантерейщик указал на стеллаж у стены полки которого ломились от тюков с тканями.

    - Покажите нам самый лучший товар, что есть, - обратилась Нинон к хозяину лавки, предупреждая выбор Франсуазы. Нет, вкус вдовы был безупречен, но Нинон опасалась, что та выберет нечто скромное, боясь потратить лишнее.

    - Все перед вами, - мэтр услужливо поклонился своим посетителям.

    - Нам нужно нечто особенное, - ответила мадемуазель де Ланкло, подойдя к полкам и осматривая товар. – Пусть это будет Лионский шелк цвета зеленой травы, - Нинон посмотрела на Франсуазу, оценивая как той пойдет выбранная ею ткань, затканная золотистыми цветами. - Это для верхней юбки, а вот эта хороша для второй юбки и лифа, - выбор Нинон пал на ткань серо-голубого цвета со стальным отливом.

    - Зеленый мне кажется слишком ярким, может быть заменить его на лиловый, - робко предложила Франсуаза, не представляя себе резкой смены траура на яркие наряды, хотя недавно ей довелось надевать алое платье по настоянию своей подруги.

    - Лиловый будет хорошо смотреться с молочно-белым, но вот этот оттенок, цвета сирени, а не чернил. - Нинон готова была пойти на уступки подруги, но обратила ее внимание на более светлый оттенок лилового.

    - У мадам хороший вкус, - галантерейщик поклонился и достал тюки тканей, которые приглянулись его посетителям. – Я получил их только вчера и еще никто не покупал отреза, у вас будет неповторимый наряд.

    - Этой мадам нужно платье к сегодняшнему вечеру, - небрежно заметила Нинон и сосредоточила свое внимание на витрине, где были представлены воротнички самой различной работы.

    - Сегодня к вечеру это невозможно, - начал было мэтр Леду, но тут в зал поспешила войти Женевьева Бертран.

    - Мадам, месье, - поприветствовала реверансом она посетителей, - мэтр Леду хотел сказать, что мы сделаем все возможное, чтобы вы остались довольны. Мы знаем, как спешно может быть нужен наряд и у нас есть несколько заготовок, но не из выбранных вами тканей. Если мадам соблаговолит пройти в мою мастерскую, то я покажу ей наряды, которые можно к вечеру подогнать на ее фигуру.

    С молчаливого одобрения Нинон Франсуаза последовала за мадам Бертран, которая уверяла свою клиентку, что выбор достаточно велик и она останется довольна.

    - А что вы желаете? – Мэтр Леду склонился перед месье, лишь изредка поглядывая на субретку, рассматривавшую товар.

Жан-Батист Мольер ** - 38 лет. Комедиант, директор придворной труппы Месье.  После долгих лет странствий со своей труппой Мольер наконец в фаворе, труппа за два года забыла тяготы, и театр уже вполне соответствует уровню Двора. Появились деньги. Новые страсти. Много трудной и радостной работы. В дни празднеств в честь бракосочетания Месье и Мадам труппа Мольера была приглашена в Фонтенбло, чтобы дать несколько представлений. (и) Вот парадокс театра - "это" делается на деньги короля, но "это" говорит королю правду.

Внешность на аватаре: Ромен Дюрис (Мольер - "Мольер")

Jean-Baptiste Poquelin, dit Molière - Роль свободна! Альманах "Кто есть кто"

Тильберто Фиорилли ** - 20 лет. Комедиант-фарсер, служит в труппе месье Мольера, сын знаменитого "Скарамуша" Тиберио Фиорилли, учителя Мольера, и французской балаганной танцовщицы Нани по прозвищу "Небесная лапка". Это он нашел труп убитого писаря, оставленный возле актерских повозок, и с помощью шевалье де Лоррена оттащил его к озеру. Он видел кое-что еще, но так и не набрался смелости рассказать никому. (и) Жить! Вот, что поставил на знамени я, и с солнцем расстанусь едва ли!

Внешность на аватаре: Константин Райкин (Труфальдино - "Труфальдино из Бергамо")

Tilleberto Fiorilli - Роль свободна! Альманах "Кто есть кто"

	Мадлена Бежар ** - актриса и совладелица труппы Жана-Батиста Мольера, 43 года. На сцене она все еще царица, но в сердце Мольера Мадлена давно утратила первую роль. С этим можно было бы смириться, если бы… Но шшш, это тайна. Тайна, которую так и не удастся разгадать ни современникам Мольера, ни потомкам. (и)
Внешность на аватаре: Софи-Шарлотт Юссон (Мадлен Бежар - "Мольер")	Madeleine Béjart - Роль свободна! Альманах "Кто есть кто"

	Арманда Бежар ** - актриса труппы Мольера, младшая сестра Мадлены Бежар, 19 лет. Рождение ее покрыто мраком, но для Мольера золотоволосая Арманда стала лучом света, озарившим начало его головокружительного успеха. (и)
Внешность на аватаре: Людвин Санье - (Селимена - "Мольер")	Armande Béjart - Роль свободна! Альманах "Кто есть кто"

	Маркиза-Тереза де Горла, госпожа Дюпарк ** - актриса труппы Мольера, 26 лет. Обольстительная танцовщица, прекрасная актриса и просто красавица, Маркиза-Тереза рождена, чтобы пленять сердца, и с удовольствием предается этому занятию как на сцене, так и за ее пределами. (и)
Внешность на аватаре: Неизвестная	Marquise-Therese de Gorla, dite Mlle Du Parc - Роль свободна! Альманах "Кто есть кто"

В вышеприведенном списке выставлены роли персонажей, уже задействованных в сюжете. Мы будем рады передать их новым игрокам с условием, что будут учтены раннее описанные события. С любыми вопросами можно обращаться в Гостевой теме.

Но Его Высочество так уверенно заявил, что они почти пришли, что Генриетта успокоилась и даже смогла улыбнуться, заметив смущение супруга при мысли о том, что их могут застать выходящими из чулана с грязной посудой. Вот уж чего она сама и не подумала бы опасаться: довольно было принять величественный и уверенный вид, и любые вопросы и насмешки сами собой умерли бы на устах у случайных свидетелей. А там хоть потоп.

В конце концов, что дурного в том, чтобы быть замеченным вместе с молодой женой? Разве весь двор не ожидал от них всяческих демонстраций нежных чувств, приличествующих молодоженам? Судя по шуточкам, долетавшим до ее ушей в день подписания брачного контракта, а затем и в день свадьбы, им с Филиппом вообще полагалось не отходить друг от друга и искать уединения при каждой возможности. Другое дело, что, как показали первые дни супружества, принцу и принцессе крови уединение давалось с большим трудом и требовало изрядных усилий. И все же, им удалось. Удалось!

Краснея и улыбаясь при мысли о неожиданно приятных сторонах пресловутого уединения, Генриетта не сразу заметила беспокойство мужа, и только когда у нее отобрали свечу и бесцеремонно затолкали в угол погрузившегося во мрак чулана, поняла, что происходит что-то, чего Филипп не предвидел, отправляясь с ней в сомнительное путешествие сквозь стены Фонтенбло.

- Что случилось? – она инстинктивно перешла на шепот. – Каких... каких подозрений?

Филипп не только не ответил ей, но и положил конец дальнейшим расспросам типично мужским бесцеремонным способом. Минетт едва успела возмущенно пискнуть, подобно спугнутым в коридоре мышам, когда до слуха ее донеслось шарканье чужих подошв по каменному полу и шелест отодвигаемого холста. Она похолодела и застыла в объятиях мужа, почти не чувствуя поцелуя и не испытывая на сей раз ни малейшего желания зажмуриться от удовольствия.

Свеча в руках вошедшего следом за ними человека на минуту ослепила принцессу, и она заморгала, прежде чем снова скосить глаз поверх пышного банта на плече Месье. Человек со свечой бросил беглый взгляд в их сторону и исчез из поля ее зрения, но этого было довольно, чтобы Генриетта удивленно охнула, за что была тут же наказана новым поцелуем. За спиной Филиппа скрипнула и захлопнулась дверь, и в чулане вновь сделалось темно. Не раздумывая, она оттолкнула мужа, вырываясь из его объятий.

- Не смейте затыкать мне рот, Филипп. Никогда, слышите? Никогда! Это… это было возмутительно.

Настолько, что больше всего ей сейчас хотелось избавиться от общества собственного супруга. Где-то здесь должен был быть выход. Натыкаясь на мебель, Минетт рванулась в ту сторону, где исчез застигнувший их… она вспомнила лицо, промелькнувшее перед ней в неверном свете свечи, и недоумение вновь охватило ее. Что могло понадобиться этому человеку, столь далекому от ребяческих шуток и проказ, в этих мрачных и страшных переходах?