Вся сложившаяся ситуация никоим образом не нравилась Темари. Но доля правды в этом была. Конечно той, кто с раннего детства воспитывалась в строгости относительно других рас, было тяжело принять, что ее брат общается с оборотнем. Да не просто общается, а завел отношения.
– Да, принять тот факт о тебе и Узумаки тяжело, но что, если все-таки отец не прав? – Темари знала, что услышь ее отец сейчас, то немедленно последовало бы наказание, а наказывать отец умел как никто другой.  Когда была жива мама, отец был более мягок, но после ее смерти все перевернулось с ног на голову. При маме такого контроля о чистоте вампирской расы не было. Но сейчас старшая из детей Расы не боялась рассуждать, ведь встретив Шикамару ее мнение насчет взаимоотношений людей и вампиров изменилось. Именно поэтому она остыла и здраво стала размышлять об отношениях брата и оборотня. Нет, девушка не стала резко любить их, но задумалась о том, что все они имеют право на существование.
- Конечно не собирался, ведь это учесть старшей сестры, - девушка попыталась разрядить обстановку. Гаара и так всегда был очень серьезным, но и он иногда умел искренне улыбаться. И Темари любила брата за это. Темари всегда любила братьев, ведь они были самыми близкими, даже ближе отца. Но со временем все они повзрослели, да и из-за воспитания отца проявлять эмоции и чувства стали друг к другу меньше. В их семье стало непринято проявлять чувства и эмоции. Может поэтому они все и отдалились друг от друга.
- Конечно знаю, что отец будет не в восторге, - грусть промелькнула в зеленых глазах блондинки. Она знала, что отец будет зол, и что она подвергает Шикамару опасности. Но и тут она была уверена, что не отречется от своих чувств, ведь она начала себя чувствовать живой и кому-то нужной.
- А что, если это мы плохие, а другие, наоборот, нормальные и адекватные? Что если нам специально внушались все те правила о том, что оборотни нам враги, а люди пища? – присев обратно в кресло и устало посмотрев на брата спросила девушка. Когда-то в далеком детстве, она мечтала познакомиться с представителями других рас. Для малышки Темари это было как сказка о принцессе, драконе и принце. Но со временем эта сказка была забыта строгими наставлениями отца и становясь взрослее Темари забыла детские мечты и слепо уверовала, что вампиры не могут водить дружбы с другими. – Несмотря на то в какой семье мы выросли, но знай, что и ты сможешь рассчитывать на меня. Даже если придется пойти против отца, -блондинка улыбнулась самой искренней улыбкой, а затем резко стала серьезной услышав вопрос брата. Кровь была неотъемлемой частью рациона вампиров. Нет, они могли употреблять обычную пищу, но она не приносила того насыщения, которое они получали от крови. А ведь Гаара попал в самую точку, Темари давно не пила человеческой кровы. Многие вампиры стали своего рода вегетарианцами в крови и употребляли кровь животных. Темари тоже относилась к этому числу вампиров, но время от времени и человеческая кровь была в ее рационе, ведь без нее вампир становился слабее.
- Человеческую? – девушка сглотнула образовавшийся ком, а затем почувствовала остроту своих клыков, ведь она давно не пила крови людей, наверное, даже с момента начала общения с Шикамару. -  Давно, - честно призналась блондинка, смотря в глаза брату. – Желаешь наведаться в фонд крови?

https://nostresscross.rusff.me/viewtopic.php?id=24&p=2#p48205

● ZOYA NAZYALENSKY ●
● the grishaverse ● соратница, боевая подруга aka всё сложно ●

anya chalotra

● о тебе мне нашептали звёзды ●
Зоя Назяленская – красивая, яркая, дерзкая, остра на язык, не дает спуску никому, в том числе, и мужчинам (или в особенности мужчинам?). По классике: женщины с завистью смотрят ей вслед, мужчины оборачиваются через плечо, провожая завороженным взглядом, мечтая оказаться в ее покоях, но чаще оказываются на лопатках не на мягком матрасе, а на очередной тренировке – Зое почти нет равных во Второй Армии.
Помимо очевидного, что лежит на поверхности – ее красоты, Зоя умна и амбициозна. Строга к себе, следовательно, не менее строга и требовательна к другим. Она не родилась в колыбели дворянского поместья, с детства познав тяготы жизни простых людей, не имеющих большого достатка. С малых лет в ней затаилось желание быть нужной и важной – она усердно учится, съедает только половину своей еды и даже преодолевает страх, чтобы своровать персики из сада герцога, лишь бы заслужить внимание матери. Тогда же она познает и цену предательства и неоправданных надежд: расценивая внешность дочери как самое дорогое, что есть в их семье, ее мать, Сабина, договаривается о ее браке с богатым вдовцом, когда Зое не было и девяти лет.
Единственным человеком, кто встал на ее защиту, была родная сестра матери – Лилиана, но даже ее доводов в день бракосочетания оказалось мало. Если бы не силы Зои, явившие себя впервые именно в этот день, ее будущий муж забил бы Лилиану своей тростью до смерти прямо на глазах у всех собравшихся.
Вскоре после этого она отправляется в Малый дворец. Еще задолго до этих печальных событий Зоя чувствовала, что не хочет быть просто чьей-то женой, дорогим украшением чужого дома – она хочет быть солдатом. Дарклинг сразу замечает в ней это стремление, знакомые ему амбиции, извечное желание быть лучше, выше других на голову. Он быстро выделяет ее среди прочих, уже в тринадцать лет взяв с собой в поездку в Цибею на поиски тигров Ильмиска, где Назяленская и получает свой усилитель.
В шестнадцать юная Зоя сопровождает Генерала Второй Армии в своем первом путешествии через Тенистый Каньон. Еще несколько лет она будет занимать особо привилегированное место рядом с ним, чем очень гордилась. Возможно, между ними имело место быть нечто большее, кто знает? Как бы там ни было, это осталось в прошлом с появлением Алины Старковой, к которой Назяленская по понятным причинам испытывает в первое время жгучую неприязнь.
В отличие от событий канона, нам показалось логичным, что Дарклинг не захочет терять такого ценного союзника и солдата, как Зоя, предупредив ее за некоторое время до событий в Каньоне, чтобы ее тетя спешно покинула Новокрибирск. Ввиду этого предполагается, что Назяленская на некотором распутье в отношении Дарклинга? С Алиной же от фазы жгучей неприязни и разбитых носов они перешли к некой взаимности и дружбе, которую обе отчаянно скрывают за привычными колкостями и остротами в адрес друг друга. Ввиду текущего сюжета и предыстории (о чем можно будет почитать в кастовой теме), Зоя будет несколько удивлена узнать, что "пленница" Дарклинга оказывается вовсе не пленницей? Будет ли Назяленская осуждать Старкову или "пытаться вытащить" на свет - обсудим лично или покрутим сценарии непосредственно в игре. А пока очень ждем нашу штормовую ведьму, ведь мы готовимся к войне с Фьердой!

● нужнее воздуха ●
Из важных нюансов: с Николаем есть предыстория, где у него были романтические отношения с Алиной и он был частью "своеобразного треугольника" с ней и с Дарклингом; что, впрочем, совершенно не мешает Вам развивать ваши каноничные отношения с принцем-корсаром в самом ближайшем будущем, если на то будет обоюдное желание. Либо же Зоя может быть с кем угодно, как пожелает её душенька, хоть с неканоном (которые у нас разрешены).
Большая просьба – пожалуйста, не берите Зою десятым твинком или просто «чтобы была». Она очень яркая, классная, должна быть любима и нужна. Нам бы очень хотелось собрать действительно заинтересованный и активный каст. Мы посты пишем быстро и часто, но не требуем и от вас того же, просто пусть это будет не пост в месяц, и главное – не пропадайте. Хотелось бы Вашей заинтересованности, вовлеченности в сюжет, во всякие интересности и обсуждения.

узнай мою историю на этих страницах

До недавнего времени Алина не знала, какое на вкус безумие. Несмотря на все трудности, с которыми она столкнулась за свою жизнь, единственное, что она не подвергала сомнению, так это свой разум. Именно он, хладнокровный, рассудительный, рациональный ум, который тогда, конечно, все приняли за интуицию, включая неё, помог ей избежать проверки Гришей. Боль была спасением от всего, и Старкова это знала. Почему боль не помогла на этот раз?
Когда она впервые увидела Дарклинга, она подумала, что ей показалось. Ничего удивительного — после бегства из Равки и прибытия в Новый Зем, она плохо спала, постоянно оборачивалась через плечо, беспрестанно куталась в шарф, пряча ошейник Морозова, да и своё лицо тоже. Вряд ли её могли узнать, но Алина постоянно тревожилась и мечтала раствориться в окружающем мире. Когда Дарклинг явился к ней во второй раз, это походило на галлюцинацию — прекрасную и ужасную одновременно. Он заговорил с ней, и голос его — тихий, но вкрадчивый и острый одновременно, способный резать воздух напополам даже в воспалённом сознании Алины, был таким настоящим, будто они находились в одной комнате, и он шептал ей на ухо. Тогда Алина с силой впилась ногтями в свою ладонь — до крови, но боль не помогла, видение не ушло.
После этого Старкова стала видеть Дарклинга постоянно: иногда он стоял чуть поодаль от неё и ничего не говорил, лишь смотрел на неё с лёгким прищуром глаз, слегка наклонив голову набок, изучая. Он всегда смотрел на неё так, словно она сложнейшая арифметическая задача, которую он никак не мог решить, хотя был силён в математике. Алине это нравилось, да и разве могло не нравится? Дарклингу было шестьсот лет, а он не мог разгадать какую-то равкианскую сироту, которой восемнадцать лет от роду. Стоило собой гордиться.
Иногда в этих видениях Дарклинг разговаривал с ней — Старкова старалась не слушать, но его речи заползали в уши, словно змеи, и устраивались поудобнее в голове, шипя и нашёптывая всякую крамолу. Кажется, она в самом деле сходит с ума. В одном из таких видений Дарклинг обнял её за плечи одной рукой, и девушка готова была поклясться, что чувствует тяжесть его руки, перекатывание мышц под плотной тканью чёрного кафтана, даже чувствует тепло его кожи... Впрочем, нет. Его пальцы мазнули по её коже в районе ключиц — там, где был ошейник Морозова — и кожа его была холодной. А какая кожа была у Дарклинга в Малом дворце? Алина пыталась вспомнить, была ли она тёплой или такой же прохладной, словно он только что пришёл с мороза и вошёл в дом, обдавая ледяным дыханием всё и всех вокруг. Алина поёжилась, Дарклинг усмехнулся.
— Уходи, — прошептала темноволосая, но отчего-то даже не попыталась вырваться и освободиться от этого своеобразного объятия. Рука Дарклинга полностью закрывала ошейник, и в этом было какое-то странное умиротворение и покой.
— Ты не хочешь этого, Алина, — с усмешкой проговорил Дарклинг и крепче прижал девичье тело к себе. Алина вздрогнула. Это было слишком реально.
— Пошёл прочь, я сказала! — она всё-таки вырвалась, скинула с себя его руку и... Проснулась. Вся мокрая от липкого и колючего пота, в своей одинокой каюте на палубе корабля Штурмхонда. Старкова приподнялась с подушки, прислушиваясь: корабль качался на волнах, словно в колыбели, но даже неопытная в судоходстве Старкова могла ощутить, что корабль шёл на полном ходу, по курсу, проложенному Штурмхондом. Он стремился уйти от погони, если она вообще будет, но после маленького светового представления, устроенного ею, стоило ей надеть второй усилитель, Штурмхонд боялся, что их обнаружили. Ну ещё бы... Столб света, что ринулся ввысь из Алины, словно вспыхнувший факел, осветил ночное небо и гладь воды на многие километры вокруг. Сколько прошло времени с тех пор? Несколько дней? Неделя? Кажется, она в самом деле сходит с ума. Или всё же нет?
Темноволосая откинулась обратно и посмотрела на потолок, мерно покачивавшийся туда-сюда. К счастью, у неё не было морской болезни, но и успокоительного эффекта морская качка на неё не оказывала. Подсчёт овец тоже не помогал, равно как и колыбельные, и чтение перед сном, и даже стакан кваса. Иногда она едва не засыпала в каюте Штурмхонда, измождённая долгим днём и не менее долгими беседами с корсаром, что с трудом могла подняться со стула и добрести до своей каюты. В такие редкие моменты ей удавалось забыться крепким сном без сновидений, но такое случалось редко.
Внутри что-то зашевелилось. Отголосок ощущения, кончик нити, невидимой, почти неосязаемый. Свет вспыхнул на кончиках пальцев Алины, и девушка тут же сжала руки в кулаки. Что это такое? Старкова прислушалась к этому ощущению и осторожно потянула за нить, затем сильнее, ещё сильнее. Ошейник Морозова на груди стал тяжелее, а окова напротив — легче. По стенам поползли тени. Алина постаралась отогнать от себя эти образы — ведь Дарклинг был далеко! О, Святые! Простонала Алина, почти догадавшись, куда заведёт её эта нить... Заклинательница солнца сделала вдох и потянула нить на себя одним рывком. И провалилась в темноту.
На краткий миг ей подумалось, что она просто заснула, но мир, поначалу тёмный, почти что чёрный, подёрнулся слабой пеленой. Очертания были нечёткими, расплывчатыми, будто Старкова смотрела на всё сквозь мутную линзу. Послышались слабые голоса. Алина нахмурилась и сделала шаг вперёд, с ужасом осознав, что шагает в пустоту. Нет, не в пустоту — она ощутила под ногами твёрдый деревянный пол. Сделала ещё шаг, второй, третий — очертания мира становились чётче, но не полностью. Она смогла различить один из голосов — его бы она ни с кем и никогда не спутала. Спокойный и ровный бархат, припорошенный крошкой льда на острие ножа. Дарклинг. Он сказал кому-то несколько слов, а потом наступила тишина. Быть может, ей показалось?
Сердце зашлось, как сумасшедшее. Алина с трудом подавила желание сделать шаг назад, а ещё лучше развернуться и убежать. Сделав вдох, она приказала себе оставаться на месте, после чего огляделась.
Она находилась в неизвестном доме — добротные стены были обшиты деревянными полями, но убранство было без лишних изысков. Скорее, дом какого-то помещика средней руки. В десяти шагах от неё находился круглый стол, на столе — разбросаны документы, над которыми склонился Дарклинг. Сердце ёкнуло. Он был в одной чёрной рубашке с закатанными по локоть рукавами, кафтан висел рядом на спинке стула. Детали были неясными, словно в дымке, и единственное, кого она видела чётко, был Дарклинг. Всё остальное плыло, даже его силуэт выглядел так, будто был окутан тенями, наползавшими на его фигуру, словно волны.
Девушка сделала несколько шагов вперёд, он чуть повернул голову вбок — и в отблеске свечей Алина увидела лиловые тени, пролегшие под глазами командира Второй Армии. На некогда идеальном лице следы заметной усталости, даже измождения — кажется, он мало спал. Но Старкову это не должно волновать! Она прикусила губу и сделала ещё шаг вперёд — в этот момент Дарклинг отошёл от стола, и Заклинательница солнца с удивлением обнаружила, что стол и разложенные на нём документы она больше не видит, всё скрыл туман, зато видит пейзаж за окном. Сердце Алины зашлось, как бешеное! Она жадно всмотрелась в вид за окном, но Дарклинг почти сразу отошёл от него, и мир вновь стал нечётким. Старкова сделала шаг назад, не понимая, видит ли её Дарклинг или она окончательно тронулась умом? Он не подавал виду, не пытался с ней заговорить, как было в её прошлых видениях, и Алина уже было хотела развернуться и уйти. Вернее, надеялась проснуться от очередного кошмара. Должно быть, она просто заснула, и ей снится самый непонятный и странный сон из всех возможных. Другого объяснения быть не может, а её догадка просто очередная глупость неопытной и бестолковой эфириалки.
Напоследок она подняла глаза на Дарклинга, всматриваясь в его лицо — зачем ей это, спрашивается? — на его шее алела глубокая царапина с запёкшейся коркой крови, словно не было времени её залечить. Это было так не похоже на предводителя Второй Армии. Алина с шумом втянула воздух, и в этот момент их глаза встретились.

для вдохновения ♥

— Флинн! Эй, Флинн! Да, я про тебя! Не делай вид, что не понял!..

Какую бы задумку в отношении Ринн не таил в своих намерениях мужик, за потрёпанным алкоголем и возрастом лицом которого уже было не узнать того бравого стражника, которым он когда-то был, — но звонкий, придирчиво резкий оклик  с другого конца проулка заставил его помедлить. Его стирр, брылястый массивный пёс, держащий пастью за шею крепко зафиксированного песца, озадаченно глянул на хозяина в поисках указаний.

— Ну вот, как замечательно, что я нашёл тебя, а то с ног уже сбился по улицам бегать, ты не поверишь! — всё также преувеличенно-бодро и довольно громко сыпя словами, навстречу им шёл, раскинув руки в стороны, смуглый худощавый парень в тёмной одежде. Длинные чёрные волосы его были затянуты в хвост, и с левой стороны под смело выстриженным виском вызывающе торчало в сторону длинное эльфийское ухо.

— Джига мне всё твердит и твердит, знаешь, чтоб нашёл да долг назад потребовал, а я всё думаю, да где ж я тебя искать-то буду, Флинн, пройдоха ты эдакий! А тут гляжу — опа, и сам ты, своей персоной, взял и явился!..

Что недоуменно опешивший мужик далеко не самым приличным образом сжимает лапищей предплечье девушки, эльф, казалось, не замечал совершенно, показывая зубы в крайне прохладной улыбке. Парнишка был не старше самой Ринн — хотя по эльфам и не поймёшь порой, с таким же успехом ему могло быть и прилично за двадцать: пока жизнь не потреплет, не разберешь. И судя по кинжалу на поясе, этому эльфу было что той жизни ответить.

И только стоило мужику открыть рот, чтобы возразить — никакой он не Флинн, и что ты вообще несёшь, тьма остроухая, — как эльф, за болтовнёй с небрежно, расслабленно открытыми руками подошедший совсем близко, сделал короткий выпад вперёд и хлопнул в ладоши прямо перед его лицом. Из прорези в его правой полуперчатке вырвался клуб белесого не то дыма, не то пара, и с легким дуновением ветра вдоль переулка это облако окутало голову мужика, заоравшего и отпустившего Ринн, чтобы яростно потереть лицо, шатнувшись в сторону с кашлем и попытками отплеваться. Но на руке её тут же сжались уже другие пальцы.

— Бежим, — выдохнул эльф, одним движением поднырнувший под облако и не дающий девушке времени ни опомниться, ни вдохнуть едкую взвесь, утаскивая её за собой по проулку — рассчитывая на то, что у неё было время догадаться отозвать своего стирра из пасти «сторожа».

— Ссука, блядь! Прибью! Акхх-кха-кха-кха! — негодование взбешенного мужика резало визгливыми нотками в ругани, но Фьоль только ухмыльнулся во все зубы, оглянувшись через плечо. Стирр неудачливого грабителя подвывающе залаял, подпрыгивая на месте, и наконец рванул с места за убегающими, быстро настигая.

— Сюда! — моментально сориентировался эльф, и за руку вдёрнул девушку налево, в приоткрытую дверь в какое-то тёмное помещение, следом же резко захлопывая хлипкую дверь прямо перед носом у пса, который набросился на ту с лаем и грохотом. Помещение оказалось каким-то складом — и парень, не обращая внимания на окрик грузчика снаружи, потащил Ринн дальше — вверх по лестнице, на второй этаж, где было немного светлее от прорубленных в стенах окон. Тормозить было некогда — если пёс сам не догадается отковырять лапой дверь, грузчик откроет её ему очень быстро. А значит — через окно и на черепичную крышу навеса; эльф выпрыгнул сам и помог побыстрее перелезть Ринн, когда мастиф уже загрохотал лапами по доскам лестницы. Вот только прыгнуть в окно без хорошего разбега ему было не по силам — и глухо отрывисто загавкал, вскидывая морду.

По сильно наклоненной крыше идти следовало маленькими шажками — и Фьоль крепко-крепко держал Ринн за руку рядом с собой, плечом к плечу, почти не оставляя ей шансов поскользнуться. Отпустил только в самом конце, легко перескочив на стоящие внизу бочки и обернувшись с протянутой рукой, чтобы помочь спуститься и девушке...

Барбатос улыбается, смотря на Кэйю и совсем не злясь на него за недавнюю выходку. Все равно бы с ним ничего не случилось. При упоминании Дилюка архонт слегка наклоняет голову на бок, а затем отходит от статуи, пока не спеша принимать свой привычный облик.
— Дилюк просто помог мне в разрешении проблемы с Двалином, можешь не беспокоиться, — отвечает Венти, наблюдая за Кэйей, наконец, принимая облик барда. – Если бы не вся эта ситуация, никто бы, кроме Джинн и Люмин не знал. А наше общение, — он тихо смеется и пожимает плечами, — даже не знаю с чего бы ему таковым быть. Я никогда не требовал почитания, иначе бы отдохнуть не смог из-за множества просьб, — Венти действительно не понимал с чего Дилюк вообще его терпит, возможно, корень к этому крылся в нем самом, но это никак не проверишь.
— О, я могу представить, что ты мог себе надумать, поверь мне, — Венти улыбается и продолжает, — не заметить, что твои отношения с Дилюком несколько отошли от родственных могут разве что простые жители, да остальные члены Ордо Фавониус. Только вот братец твой весьма самостоятельный и готов пойти на все, чтобы разобраться с орденом Бездны. Смотри, как бы беспокойство за него не стоило тебе жизни, — улыбка становится чуть грустной. – Не всех можно спасти, Кэйя. Ты ведь переживаешь за него, я прав?
Барбатос прекрасно знал о чем говорит. Ведь немногие знают на что он обменял свободу Мондштадта. Что пережил. Чего пожелал, стоя около друга, которому уже не суждено было спеть про птиц, про далекие страны, в которых он так мечтал побывать, когда правление жестокого тирана будет окончено. Все, что новый архонт смог для него сделать – подарить чистое небо, да спокойное дуновения ветра.
— Прости, я не мог открыться просто так, да и потом, ты бы мог не поверить, что перед тобой действительно архонт под маской обычного барда, — Венти пожимает плечами. – Все же статуя не показатель того, что именно я Барбатос, хоть и сделана она по моему облику. К тому же, ты был в опасности, я не мог остаться в стороне, — кто знает, случайно ли он предложил тогда Олберичу эту прогулку до логова Ужаса Бури или же не совсем. – Скорее без помощи Люмин и остальных. Без нее я бы не справился, скверна поглотила Двалина слишком сильно, чтобы я мог ее остановить. Перед чем-то бессильны даже архонты.
Слова Кэйи отвлекают от мрачных раздумий и Венти внимательно слушает, не сдержав безобидной усмешки.
— И какие же вопросы беспокоят капитана кавалерии, что для них нужно особое место? – он возвращается к своей обычной манере. – Есть идеи, где мы продолжим разговор, раз ты опасаешься лишних свидетелей? – от Венти не ускользнуло то, что Кэйя оглядывался, словно их мог услышать.
«Помилуйте, сэр Кэйя, глубокая ночь. В такое время все спят, а если кто и будет шататься по улицам, так парочка пьянчуг» — думает Венти, ожидая решения своего собеседника.

Здесь и прежде было тихо, особенно в этой комнате. За обеденным столом мы часто беседовали о том, о чем иные мужья посчитают за неприличие говорить с женой. За этим же столом я сижу теперь на его месте. Оставшись вдовой, я унаследовала все имущество, вопреки грабительским законам, завещавшим дом, хозяйство,суконную мануфактуру и даже меня его ближайшему родственнику по мужской линии. Незадолго до смерти Стюарт оставил пространную, заверенную городским советом и судьей бумагу, по которой давал мне все возможные свободы. Его брат, живший в Шотландии и числившийся в составе добровольческой армии, ни коим образом не претендовал на оставшееся от Стюарта имущество. Смерть. Сколько ее обличий я встречала за минувшие годы. Сколько масок сменила преславутая старуха с клюкой. У этой неумолимой силы не было ни предвестников, ни ангелов, ни огненных знаков в небесах, ни кровавых росчерков на входной двери дома. Стюарт Уорвик был пречищен перед смертью, рукоположен в отпущение грехов, завернут в саван и упрятан в деревянный гроб. Я ничего не могла сделать. Никак не могла помочь, облегчить его страдания или вовсе уберечь от скоропостижного конца. Я, прожившая уже не одну жизнь была проклята, созерцая собственную беспомощность и вновь оставаясь одна. Стюарта сожгла болезнь, которая уничтожила в бытность свою на первой волне, не одну сотню тысяч людей. Чума, так согласно заявили лекари, осмотревшие его с ног до головы на этом самом столе. Они стучали деревянными молоточками, открывали рот и оттягивали губы, веки, разминали пальцы, выворачивали колени. Тогда мне хотелось крикнуть им — нет, слепцы, нет, коновалы, это не та черная оспа, которая говорила с людьми своим окровавленным ртом, прежде, чем сожрать их души! Нет! С этой "черной ведьмой" я была названой сестрой, мы испили друг друга до края, в те дни, когда мое тело было предано водам в те дни еще не обмелевшей Сены. Мы из одного ребра и эта ведьма не посмела бы коснуться моего мужчины. Качая головами врачеватели подписывали рваными каракулями бумаги, где значилось, что Стюарт, сын Уорвика умер от чумной лихорадки в возрасте 31 года, не оставив после себя наследников и отписав все свои владения жене. Мне.

Я бесстрастно смотрела как служанки утирая слезы, заворачивают его бледные руки в саван, как конюх и двое мужчин из таверны перетаскивают его тюком в туго сбитый гроб. Мои ладони лежали на коленях, твердо вжатые в шероховатую ткань черного платья. Они не вздрагивали, вовсе были недвижны,  потому что иначе, этот дом уже бы полыхал зажженным факелом,  такой неутолимой казалась теперь тоска и горечь.  Я бы много отдала, чтобы положением рук снимать любые язвы, врачевать самые тяжкие болезни, как это делала во времена бессмертия моей когда-то спасенной души. Если бы я могла обратиться к иной силе, той, что моя названная тетка разделила со мной запретным знанием....
Сейчас она единственная, кто допущен в этот дом. Сидя передо мной в черном как воронье крыло платье, которое не снимала и отнюдь не по причине траура за родственником.
— Прости, что не смогла явиться раньше, я могла бы помочь...
— Проклятие, что бы не было его источником, было так сильно.... даже я ощутила всё лишь когда уже ничего нельзя было переменить — оправдываю общее бессилие, видя как она заламывает руки и закусывает губу в бессмысленном самобичевании. - Оставь словесные вериги, Стюарт умер, мой супруг, моя опора и защита, его более нет... никого нет - во мне нет и капли смирения, вложенного в смысл сказанных слов.
— Джин, девочка, я останусь с тобой, сколько пожелаешь, я...
— Не нужно — я не без труда наклоняюсь вперед и беру ее за руку, мне не хочется, это бессмысленно, и не дарит успокоения, но ей нужно. И я даю ей ощутить справедливость. Не она  отняла у моего супруга шанс выжить, оказавшись на другом краю острова, иного виновника я всем сердцем желала бы узнать, и вопреки христианской вере покарать. Ведь я одна знаю, что суда небесного дождется и заслужит не любая душа.
— Ты не плачешь... Это плохо, надо плакать, чтобы воскресить твой дар в его созидательной силе, ты же помнишь .... — она так много видит во мне, будто знает, что неведомо ни единой живой душе.
— Все, что я могу совершить сейчас... утратив контроль — поджечь амбар— я откидываюсь назад, и закрываю глаза, под веками печет внутреннее пламя отчаяния. - Идем, нужно все закончить — я поднимаюсь подобно древней старухе, и плетусь, накинув на плечи тяжелый плащ к выходу, где на узкой повозке лежит гроб. Несколько соседей, те, с кем Стюарт вел дела, все молчаливо выражают сочувствие, а я иду первой, за запряженной парой гнедых, повозкой, с которой сыпется солома.  Теперь не вижу никого и ничего, только узкий гроб, вздрагивающий на высоких выбоинах в мощеной камнем дороге.  Снова я лишь провожаю к холму того, кто не будет более со мной. Я хороню свою любовь, еще одну жизнь, которой может и не заслужила, но радовалась в каждом дне. Стюарт научил меня ценить свой дар, он презрел мое происхождение и вопреки родительскому слову взял в жены.  Не оставил он меня и тогда,  когда ни через год ни через два, ни через пять, "Бог не дал нам детей". Я пила травы, что присылала тетка с Азиатских гор, хотя и знала, что все напрасно. С трепетом последней, отчаянной надежды читала заговоры из ее гримуара, что хранился у меня пока она была в отъезде.
Ничего. Внутри меня было пусто, как в пологом овраге у дороги. Теперь туда заливалась грязь, смытая с обочины моей жизни скупыми слезами. Все желают проститься, мои ноги утопают в глине, земля вязкая и липкая. Когда большинство расходится я теряю этот стержень, моя тетка отходит от меня ровно в то мгновение, когда я падаю на колени у ямы, куда опустился гроб, юбка мгновенно мокнет, щекоча колени дождевой влагой, не впитавшейся до конца.

— Милый мой, отчего же так... Проклятье, я могла бы тебя спасти, я бы хотела тебя спасти, хороший мой — я зажимаю рот рукой, ощущая невыразимую во всей полноте тоску, покачиваюсь и обнимаю себя за плечо, но жжение причиняет боль. И это не боль утраты, не горечь одиночества, это мой дар, всколыхнувшейся под болью, жаждет свободы в своем новом воплощении. Я успеваю отдернуть руку и из центра ладони рвется ало-желтый шар, ударяя аккурат в ближнее надгробие семьи Стюарта. Я сжимаю руки в кулаки и отвожу взгляд. Монах... Вижу его сразу, они даже одетые в тряпье сразу заметны по цвету одежды мало отличаясь от дорожной грязи. Он видел. И ведь непременно доложит своим братьям, прикрывающимся божественным проведением, о том, что был свидетелем колдовской лихорадки.
Сейчас меньше всего хочу видеть подтверждение того, что я обладаю силой, которая представляет собой бесполезную обузу. Я не смогла спасти Стюарта.
— Надо его это... прикопать, леди— шмыгая носом, напоминает о своем присутствии могильщик. Я утираю слезы и поднимаю на него взгляд, а он вынуждено отшатывается, огонь в моих синих глазах сейчас полыхает более чем опасный, и любой смертный это чувствует, а здесь в британском захолустье, почти каждый второй считает меня ведьмой.
— Идем — Тетка крайне вовремя обхватывает меня за плечи, разворачивая спиной к открытой яме, где сейчас должен был навечно сгинуть мой возлюбленный муж.

Если бы можно было... — Нельзя — она жмет меня крепче, ощущая суть промелькнувшей мысли — нельзя глупая, они посадят тебя в подвал и ошкурят за такое. Сожгут!
— В твоей книге — хрипло отзываюсь я, вызывая в памяти многие страницы ее гримуара, где в точных красках описаны различные обряды и тот, для которого мне придется украсть сердце в лазарете при церкви. - Не смей, - требует она, покидая мой дом, следующей ночью, я скупо киваю и с трудом захлопываю тяжелую дубовую дверь, успев заметить фигуру в плаще на другой стороне улицы.
- Если Святой Орден узнает, они казнят меня и я так и не увижу моего Стюарта— рассуждаю я, добавляя нужную траву в ароматное питье, бурлящее на огне. Рукой в слабом пламени я пепелю тонкий стебелек беладоны, а через 20 минут выношу сонное, дурманное зелье "сторожевому псу".
— На помИн господина— без иных пояснений говорю я протягивая кружку, пусть думает, что это тризна для бедняка. Он молча пьет коротко кивнув, не может выдать себя отказом, а через пол часа спит, сидя на лавке у закутка бакалейщика. Я же улучаю момент, пробираясь в лазарет церкви.
Ощущаю себя исчадием ада, ведь нынче я свершу святотатство. Но этот грех уже ничего не значит, он не переменит того, что душа Марии Магдалины однажды отринута небесами. И если  Джин Уорвик может вернуть счастье пусть на время, на час, я желаю эту возможность, закладывая душу, которая из бесценного дара стала ненужным беременем.Да я вижу здесь смерть почти всюду, но к одному сегодня она ближе прочих.

— Тихо спит лесная дичь, и тебе не больно добрый Митч,— склонившись над мужчиной, дышащим все реже и реже, я вонзаю кинжал ему в грудь, он и в самом деле не кричит. Кровь орошает простынь, он умер бы меньше, чем через час, но сейчас его сердце в моих руках — заговариваю, заворачиваю в куль и выбегаю, и не думая перекреститься в отпущении грехов. Я спасу, верну моего любимого. На кладбище безлюдно. Его могила одна из свежих. Без сожаления я рассекаю свои запястья, оба по очереди и орошаю кровью замершее сердце, которое тут же вздрагивает начинает биться, развернутое на небольшом холмике, под которым погребена эта моя жизнь

https://nostresscross.rusff.me/viewtopic.php?id=24&p=2#p76546

● JOHN CONSTANTINE ●
● constantine (2005 film) ● обсуждаемо ●

keanu reeves

● о тебе мне нашептали звёзды ●
♪ ac/dc / hell's bells
Что можно сказать о Джоне?
  Смотришь на него — вроде мудак мудаком. А потом оказывается, что за маской сволочи скрывается какое-то понимание долга и самопожертвования, остатки веры в разумное, доброе, вечное. Мотивы Константина во многом корыстны — он пытается избежать Ада, прекрасно зная, что его там ждёт. Но так ли это важно, если в итоге Джон готов отдать собственную душу в обмен на чужую? За человека говорят его поступки.
Константина сложно назвать праведником. Джона это и не волнует. В ответ на претензию он выпустит из прокуренных лёгких энное по счёту облако сигаретного дыма, посмотрит на жалобщика как на ржавый мусорный бак и сообщит, что дверь — там. Как говорится, не лезь со своим уставом в чужой монастырь: «Добро пожаловать в мою жизнь».
В Аду ожидают зловредного экзорциста с распростёртыми объятиями. Ад — это тюрьма из крови, плоти, костей и страха, куда Джон сам засадил половину заключённых. Как бы он ни отрицал, как бы ни показывал безразличие — ему страшно. Он не хочет попасть в Ад. Увы, никто не будет его спрашивать, всё уже решено. Но Константин не был бы собой, если бы не побарахтался: «Я Константин. Джон Константин. Ублюдок!».

● нужнее воздуха ●
  Фильм 2005 года подвергся незаслуженной, на мой взгляд, критике и довольно быстро был предан забвению в широких зрительских массах. Якобы за невнятную сюжетную линию и слабую связь с первоисточником, всех претензий я уже не помню. Что ж, не мне судить — я комиксы не читала, но, по-моему, Константин в исполнении Киану Ривза вышел харизматичным, обаятельным, в чём-то даже жизненным героем. Если забыть про комиксы, имеем на руках достаточно самобытный и атмосферный мистический боевик.
Планы на игру будут зависеть от того, возьмёте вы Джона непосредственно во время событий фильма или же предпочтёте пост-канон, в котором Константину дан второй шанс сгнить на Земле. Как он им распорядится? Мотивация «до» и «после» различается кардинально.
  Напоследок ещё раз подчеркну, что заявка на основе исключительно фильма, без совмещения с комиксами. Костя из DC — это уже другой парень и другая атмосфера.

узнай мою историю на этих страницах

— Что-то ты не торопился.
  — А надо было?
  В ответ Руби скорчила физиономию и отошла от двери, пропуская Джоша в амбар. Пока он оценивал обстановку, Руби прислонилась плечом к стене, продолжив протирать от крови клинок складного ножа. За охотником она наблюдала искоса, ожидая комментариев по поводу её трудов. Наученная опытом — преимущественно негативных. По выражению его лица уже можно было догадаться, что зрелище лежащих повсюду трупов с перерезанными глотками не слишком его обрадовало. Руби знала, что он рассчитывал на другой исход.
  А Джош знал, что ей плевать, на что он там рассчитывал.
  — Они все были одержимы? — уточнил охотник.
  — Только двое. Главарь и его помощник.
  — Другими словами, — Джош повернулся к ведьме с плохо скрываемым раздражением в глазах, — остальных... раз, два, три... семерых ты просто пустила в расход?
  — Не считая того, что они хотели меня прикончить, можно и так сказать, — на секунду оторвавшись от своего занятия, Руби посмотрела на собеседника. — Они в любом случае были отморозками. Я подумала, что устранить их будет надёжнее.
  — И тебе не кажется, что это перебор?
  — Не перебор, а профессионализм, — парировала ведьма. — Эти долбаные сектанты всегда создают проблемы, с демонами или без них. Кто-то должен был сделать грязную работу. Ты бы не смог, пришлось мне. И я не желаю больше это обсуждать.
  Закончив очищать нож, Руби сложила его и убрала в карман, прожигаемая пристальным взглядом охотника. С ней этот трюк никогда не срабатывал, так что Джош быстро сдался. Руби не собиралась оправдываться, да и вины за собой не чувствовала. Тот факт, что большинство убитых были людьми, ничего не менял. Вряд ли нужно кому-то объяснять, что люди зачастую оказываются самыми страшными чудовищами.
  Джош вздохнул и ещё раз оглядел побоище. Доски пола потемнели от впитавшейся крови, чей запах смешивался с запахом соломы и машинного масла. Парочка находилась на ферме в сорока милях от ближайшего города. На дворе стояла глубокая ночь. Утро у владельца амбара будет весёлым.
  — И всё это ты сделала своей зубочисткой?
  — Ты удивишься, если узнаешь, сколько всего можно сделать при помощи «зубочистки». Это вам приходится таскать с собой здоровенные тесаки, потому что вы носитесь за всеми тварями подряд. Всё, отвали.
  Руби вышла из амбара на свежий воздух и вдохнула полной грудью, наслаждаясь чувством выполненного долга. Пусть Джош не соглашался с её методами, глупо было отрицать их эффективность. Никаких соплей и сложных этических дилемм. Вопросы из категории «Что если?» она прекратила задавать себе лет десять назад. Иногда нужно стиснуть зубы и сделать то, что необходимо. Потом, если найдёт время, Руби будет вспоминать свои грехи и ненавидеть себя сколько влезет. Благо больше некому. Джоша, приходившегося временным союзником, она в расчёт не брала. К тому же, дураку ясно, что он был бы не прочь её прибить, однако условия их сделки оказались слишком заманчивы. Выгода от сотрудничества пока покрывала издержки.
  А когда условия изменятся, Руби первая от него избавится.
  Потому что надо подчищать хвосты. Это тоже профессионализм.
  — Есть ещё дело, — окликнул Джош ведьму, когда она уже садилась в машину.
  — Продолжай.
  — Молтонборо, Нью-Гэмпшир. Ты вроде как раз в ту сторону собиралась? Детали я отправил тебе на почту.
  — Ладно.
  Не сказав больше ни слова, Руби завела двигатель и укатила в ночь, оставив позади охотника и очередную кровавую главу своей жизни.
  ...
  Пиздец.
  Джош, конечно, этого знать не мог. Не было смысла его винить.
  Тем не менее, Руби винила, потому что именно он подкинул ей новое дельце. Максимально тупая претензия, но что взять с бывшего демона? Иногда Руби казалось, что частичка демонской сущности осталась в ней, время от времени преподнося сюрпризы — в основном, окружающим — в виде внезапных вспышек гнева и неоправданной жестокости. Рациональная часть сознания, вздыхая, не уставала повторять, что просто у ведьмы такой сложный характер.
  Но даже рациональная часть не знала, как реагировать при виде знакомой пышной шевелюры, торчавшей на два метра выше уровня земли прямо по курсу. Надежда на то, что Руби обозналась, умерла в тот момент, когда обладатель шевелюры повернулся к ней в профиль.
  Итак, карма существует, и у неё омерзительное чувство юмора.
  Руби приказала себе успокоиться. Сэм видел её только в чужих тушках. Она едва удержала нервный смешок: конечно, откуда ему было знать, как она выглядела при жизни? Встреча запросто тянула на событие века, но этого было недостаточно, чтобы выгнать Руби из бара, куда она зашла после трёх часов дороги с целью отдохнуть за кружкой пива. Заодно, если повезёт, послушает местные сплетни.
  Понимая, что торчать возле двери дольше положенного чревато привлечением ненужного внимания, Руби как можно спокойнее прошла к барной стойке и устроилась на дальней от Винчестера стороне, стараясь даже не коситься на него.
  — Эй, деточка, тебе восемнадцать-то есть? — хмыкнула барменша, подходя к новой посетительнице.
  Закатив глаза на снисходительное «Деточка», ведьма характерным жестом «А не пошли бы вы нахуй, леди?» достала из внутреннего кармана пальто водительские права и сунула женщине под нос.
  Руби, двадцать два годика. Преуменьшила на шестьсот с лишним лет, но сойдёт.
  — Хорошо, прости! — барменша вскинула ладони в защитном жесте, выглядя искренне пристыженной, что заставило Руби сменить раздражение на относительную милость. — К нам редко заглядывают столь молодые люди. Что будешь?
  Ведьма рискнула заказать местное фирменное пойло. Пока заказ выполнялся, она прислушалась к болтовне двух сидевших поблизости мужиков, горячо обсуждавших медведя, повадившегося похищать горожан и дальнобойщиков.
  Поглощая принесённое барменшей пиво, большей частью состоявшее из пены, Руби не представляла, как будет работать в присутствии Сэма. С другой стороны, если здешний виновник торжества окажется не демоном или ведьмой, а чем-то иным, пусть хоть и медведем, она свалит с чистой совестью. В том, что касается вопросов охоты, Руби давно решила занять строго определённую нишу, состоящую из чертей и недобросовестных пользователей магии. С остальными тварями пусть разбираются другие охотники.
  — А полиция что думает? — как бы невзначай присоединилась Руби к беседе своих соседей по стойке. — Медведь?
  Один из «соседей» что-то невнятно булькнул в кружку. Второй, бородатый, смерил приставшую к ним девчонку с красивыми пепельно-серебристыми волосами задумчивым взглядом, решая, стоит ли ему опускаться до разговоров с мелюзгой. Руби терпеливо ожидала ответа на свой вопрос.
  — Ничо не думает, — наконец родил бородач. — Копы и расследовать не стали, только полазили по зарослям с собаками, да и всё. Маньяков у нас здесь отродясь не бывало. А кто ещё мог? Медведь... или волки загрызли и утащили... Здешние леса дикие, гостям не рады.
  Руби собиралась уточнить, что в лесу забыли дальнобойщики, но бородатый повернулся к своему приятелю, резко утратив к ней интерес. Ведьма сжала кулаки. Не будь здесь Сэма, она бы уже дала понять, что не следует так открыто ею пренебрегать.
  Мечтать, как говорится, не вредно.

Вообще-то Харли Квин умела затыкаться. Не любила это дело, потому что у нее вообще-то есть свое веское мнение на любую тему, даже ее не касающуюся. Но. Как девица не такая уж и глупая, а чуть умнее той маски, в какую было раскрашено ее лицо, Харли знала, что иногда стоит прикусить язык и наблюдать. Впрочем, свои наблюдения она не прекращала никогда, ни на минуту, можно считать это проф деформацией, сформированной еще задолго до того. До того как. Впрочем, это уже другая история, а в этой от взгляда Харли не укрылось, что мистер-пуля-в-боку-фигня выбрал из всего разнообразия ту бутылку, что была запаяна. Вот значит как: не доверяет ей? Это, разумеется, было правильным. Только хотелось спросить: а доверяет ли мистер Пит вообще кому-либо?

Оставим это до второго свидания.

На этом арлекинша осознала, что пришло время познакомиться поближе. Когда отстрел неугодных, вытаскивание пули и уход от погони позади — самое время узнать друг друга чуть лучше. По крайней мере с некоторой точностью прикинуть, стоит ли вспороть друг другу горло или же можно продолжать... ну, общение наверное. И доехать вместе хотя бы до ближайшего города. Или куда там еще. Поэтому мисс Харли Квин заткнулась и стала слушать, раз суровый мистер наконец был достаточно в духе, чтобы ответить на ее вопросы.

— А, ясненько, — кратко резюмирует она ответ на первый вопрос. Значит, ему никто не платит. Значит, он сам по себе. Харли не задает другие уточняющие вопросы, просто кивает головой — дескать, ага, поняла. Только делает это не как прежде: клоунская улыбка полная оптимизма внезапно сползает с ее бледного лица. А это вот «ясненько» звучит с горьковатым привкусом, будто ожидала услышать что-то другое.

И действительно ожидала. Будь он наемником все было бы проще. Окажись он солдатом без совести и нравов, а лишь выполняющим вслепую задания Правительства с тлетворной надеждой сделать мир лучше — было бы просто отлично. Но ни один из вариантов не оказался верным. Пит был сам по себе, а Харли Квин, к сожалению, слишком хорошо знала такой типаж. Они были самыми опасными. Самыми непредсказуемыми — о, да, — и это заключение от той, что несколько лет была рука об руку с Джокером. Харли вообще не из тех, кто выбирает для себя лучшую компанию, и вот, кажется, снова вляпалась. Оказалась с тем редким видом, которые проецируют свое личное понятие совести и правильности; которые направляют весь свой потенциал на то, чтобы «очистить мир», становясь и обвинителем, и судьей, и палачом.

Значит, Пит явился туда, чтобы выжечь из Лимбо зло. И не убил ее — которую следовало бы положить на тот же залитый кровью пол, что и всех остальных — лишь по чистой случайности. По стечению обстоятельств. Значит, сердце его еще не заросло окончательно непробивной броней. Пока еще нет.

Харлин стало грустно: не за себя, она ведь знала, на что обрекает собственную жизнь, когда переступила черту. Тоска накрыла ее за Пита; за те тяжелые события, которые привели его к этой вот одиночной борьбе за справедливость. От хорошей жизни к такому не приходят. Но Квин не уточняет детали, он ведь не ее пациент. Вместо этого она вновь тянется к чизбургеру, откусывает большой кусок и жует. То ли оттягивая необходимость отвечать самой, то ли переваривая внутри себя какие-то мысли.

— Вообще-то я врач, — без особой хитрости отвечает она, пожимая худым плечом. Смотрит на Пита открыто и ясно, словно к этой исчерпывающей формулировке не нужно дополнение. Снова откусывает от чизбургера и не собирается продолжать. Сейчас она врач, снова. По факту, она была им всегда, ведь невозможно отказаться от своего прошлого, какое платье не надень и как не разукрась лицо.

— Просто все пошло не по плану, — Харли не хочется вспоминать. Реально же: все пошло по звезде, и ей необходимо какое-то время на перезагрузку. Что она знала точно, так то, что абсолютно честна с Питом: Харли Квин осталась там, в Лимбо, может быть прямо сейчас бьется в предсмертной агонии на полу от схваченной в перестрелке пули. Харли Квин необходимо притормозить, осмотреться, обдумать как так она докатилась до Лимбо и до недели — мать его, недели! — в том треклятом месте. Не тот опыт, который хотелось бы повторять.

— Меня зовут Харлин, — на лице снова расцветает улыбка. Быть серьезной Квин может, но не настолько долго. Пары минут хватает с головой. Она обтирает ладонь о свое платье и протягивает Питу в знак... а черт его знает в знак чего. Просто жест красивый. Ну и это, миролюбивый. Типа: не хочу тебя убивать, ты даже милый! Только голову тебе бы подлечить.

— Так значит, Пит, — решает подвести итог их маленького взаимного допроса Харли. — Ты отказался в нужном месте, в нужное время. Сделал то, что нужно. И... какой план дальше? Чего бы тебе хотелось?

https://nostresscross.rusff.me/viewtopic.php?id=24#p16361

● johanna mason ●
● the hunger games ● соулмейт, не меньше ●

Jena Malone

● о тебе мне нашептали звёзды ●
Человек-bitch-stare, победитель, ментор, трибут, солдат и вот это вот все.
Джоанна — мой друг, без дураков. Умная, проницательная, хитрая, а еще у нее всегда есть при себе дежурный фак для неугодных, а для тех, кто особенно бесит, у нее под подушкой прячется дежурный топор.
У нас с ней особенная легенда, и я испытываю особенно теплые чувства к этой feisty, и она офигенно нужна лично мне на грядущих 76 Играх, на которые уже заложен бюджет, то есть слиться не получится, нам уже выплатили часть гонорара.
Это будут самые скандальные Игры, у которых третья Квартальная Бойня максимум на разогреве. Дежурный топор уже отдали в починку, приходи, поиграем.

● нужнее воздуха ●
На самом деле у меня только одно пожелание - люби своего персонажа, не бери роль просто потому что, так мы с тобой революцию не сочиним.

узнай мою историю на этих страницах

— Ну а что мне, в самом деле, — Финник старается быстрее прожевать печенье, с набитым печеньем ртом говорить неудобно, — одному идти?

Энни печет вкусное печенье и не хочет участвовать в Играх. Дурацкая традиция, что всякий победитель впоследствии становится ментором, и до нее докатилась, Мэгз охотно брала эту не сказать, чтобы до хрена почетную обязанность на себя, но в этом году всем им не повезло — старушку разбил инсульт, уже второй за последние несколько лет, и спешно вызванный из самого Капитолия врач пока что только и делает вид, что строит умную рожу и разводит руками, мол, а что вы хотели, сами понимаете, возраст, в таком возрасте вообще наивно было бы надеяться на сохранение хотя бы пары процентов когнитивных функций... а Мэгз, пока доктор не видит, с самым заговорщицким видом подмигивает Финнику, дескать, молчи, делай скорбную мину, плати и молчи.
Хитрозадая бабка просто не хочет, чтобы ее в очередной раз вытащили на Жатву, а благовидного предлога для отказа придумать не может, попробуй откажи Капитолию — сам будешь ходить потом и умолять об инсульте, инфаркте и кровоизлиянии в мозг разом, лишь бы наше все понимающее правительство перестало трахать голову и давить на чувство вины и долга перед страной.
Как будто одна отдельно взятая победительница в возрасте хорошо за восемьдесят еще не все долги отдала.

Пока что с трибутами Финнику не особенно везет.
Повторить победу Энни, как ни старайся, не получается — то достанется самонадеянный придурок, мамина радость, папина гордость, защита и опора семьи, лучший студент Академии, которого угораздило на Жатве заорать «я доброволец» и который занятия в Академии, судя по всему, прогуливал, а оценки купил — так быстро он выкинул из головы вообще все, чему учил ментор, за что и поплатился. То девочка, набрала кучу баллов, но ничего не смогла противопоставить Габинии Линфорд из Второго. Наверное, плохо так говорить, но Финник все-таки надеется воспитать еще одного чемпиона, где-то в глубине души.
И желательно страшненького. Чтобы тот потом не сильно наезжал на своего ментора, который, по вполне себе понятным причинам, не будет ничего рассказывать трибутам о том, что случается после.
Да, определенно нужен страшненький. Беда в том, что резиденты Четвертого размножаются, как по учебнику, куда ни посмотри, все выбирают себе партнеров посимпатичнее, чтобы нарожать потом красивых детей.

А потом красивых детей или убьют на Играх, или продадут Капитолию.

— У нас сегодня креветки на ужин? — Энни не любит находиться в доме одна, часто зовет в гости его или Мэгз, в последнее время чаще всего — его одного, и Финник охотно соглашается. Энни вкусно готовит, с ней интересно поболтать, Энни умница и вообще здорово его отвлекает в последнее время, а кто откажется от креветок, которые готовит Энни, тот вообще осел и здороваться с ним западло. Другое дело, что через несколько дней после Жатвы нужно будет уехать в Капитолий, и Энни должна непременно поехать с ним.
Даже при условии менторства на Играх, что поделать. Никто не обещал, что будет легко.
— Давай сначала ты со мной на церемонию, а потом я с тобой в порт, — Энни так ловко сидит на столе, что хочется сесть с ней рядом, но это вообще-то ее стол, неприлично укладывать на чужой стол свою общедоступную задницу, поэтому Финник просто садится на стоящий рядом стул, локти ставит на столешницу, кладет подбородок на сплетенные в замок пальцы и внимательно смотрит на Энни снизу вверх, подняв брови. — Жатву нельзя пропустить, ты же знаешь, иначе потом... по башке получим. Ну и Мэгз... она все равно не сможет участвовать в Играх в этом году, так что придется поехать тебе. Я один двоих трибутов не вывезу, они же из меня всю кровь выпьют, — и мозг вытрахают своими капризами, поразительно, с каждым годом трибуты все более и более невыносимы, что будет в следующем году, на Квартальной Бойне — об этом вообще лучше даже не думать, иначе кошмар приснится.
Хорошо было бы, если бы на Квартальной Бойне запретили орать «я доброволец», придумали бы какое-нибудь особое правило, что ли, тогда игра была бы совсем честной.

https://nostresscross.rusff.me/viewtopic.php?id=24&p=3#p102903

● APHRODITE ●
● greek mythology ● богиня красоты и любви, единственная и лучшая подружка-блондинка, сводная сестра, златовласый ангел всея Олимпа ●

amanda seyfried (!)

● о тебе мне нашептали звёзды ●

знаешь, кто ты? любимица Олимпа. самая красивая богиня, чьей красоте завидуют, чью красоту хотят забрать себя, чья красота способна очаровать и вскружить голову. ты — тот цветок, каким не быть мне: дерзким, ярким, привлекательным до одури, потому что у тебя есть все те качества, каких никогда не было у меня; сложилось так, что мы с тобой росли вместе, но характеры у нас абсолютно разные: если я — отстранена от всех тех пиршеств и многочасовых гуляний, коим нет конца и края, то ты душа компании, которая озаряет других своей широкой и ослепительной улыбкой. о твоей красоте смертные слагают легенды, а женщины ломают голову, не понимая, что им нужно сделать, только бы добиться твоего покровительства и расположения. ты вольна делать всё то, что хочешь, поэтому я слегка тебе завидую, хотя больше мне просто нравится твоя непринуждённая компания, ибо больше некому потешить меня своими рассказами о личной жизни [согласись, нимфы зачастую бывают слишком громкие и глупые].   мачеха делает тебя несчастной — насильно выдаёт замуж за Гефеста. он, бесспорно, хороший и добрый, но я знаю тебя, а ещё знаю, что не сможешь просто так оставить всё на своих местах; когда впервые ты мне говоришь о своих романтических связях с Аресом — я недовольна, потому что в моих глазах ты отличалась от остальных богов Олимпа, однако от отца тебе всё-таки передалась не самая его лучшая черта. но я сохранила твой секрет, так как знала, что после ты сможешь сохранить мой.   я не могу судить тебя за сердечные дела, ведь именно ты покровительствуешь над любовью, но я могу вставить аккуратные слова-предупреждения о том, что Гефест — подозрителен, а посему тебе стоит быть осторожной со своими интригами. увы, это не спасает тебя от неприятного происшествия. боги посмеялись над тобой, не видя того, что сами являются ещё хуже, чем та, кто просто пытается любить, а не страдать из-за чужого распоряжения. я была сдержанна в тот момент, я предпочла остаться поодаль от всей бучи, желая повидать тебя позже, когда всё уляжется.   ты — мой главный проводник и советчик в делах любовных, ведь мне более не к кому обратиться за напутствием, а ты можешь рассказать мне больше, чем кто-либо другой.   ты — моя единственная отдушина среди всех остальных богов Олимпа.

● нужнее воздуха ●

  (!) — это будет внешность ТОЛЬКО Аманды Сейфрид, ну вот по той простой причине, потому что я так хочу.
  игрок я активный, даже назову себя спидпостером, третье лицо, железно 5-5,5к [от вас желательно тоже]; могу и до 7-9к добежать в символах, тройка-птица, лапслок; пост в неделю-две — вот, что хотелось бы от вас получать, а не раз в месяц, ибо я банально забуду о том, что мы играем [но все мы тёти и дяди, поэтому ситуации разные бывают, а я всё пойму]; я настроена на игру, вы должны быть тоже.
  таможенный контроль по постам в лице меня будет, связаться со мной можно в гостевой, а потом пойдем в лс. и нет, я не душнила, как вам может показаться.

узнай мою историю на этих страницах

такое поведение — странное явление, однако она не может осуждать кого-то другого за отстаивание личных границ, ведь сама борется за это столько времени со своей матерью; получается лишь поджать губы, на секунду теряя ту прежнюю улыбку, ведь лицо её озаряет сущее непонимание всех доподлинных причин того, почему он чертит метафорическую границу между ними. нет, говорить ему что-то по этому поводу — не для неё, вот только это вызывает явный интерес, отчего только сильнее становится любопытней, почему именно так. спрашивать у кого-либо из других богов — дурость неимоверная, но вместо этого возникает не слишком продуманный, но всё же план, какой заключается в том, чтобы расспросить самого владыку Подземного Царства. иные нимфы и прочие назвали бы её осмелевшей и сумасшедшей, да только бояться понапрасну — тратить время в пустоту. невзирая на то, что у богов времени вдосталь, она не хочет разбрасываться им налево и направо, продолжая сидеть в этом душном болоте со сплошными загадками и неразрешёнными вопросами.

почему о нём никто не говорит? почему его никогда нет? почему Деметра с такими явными ненавистью и опасением во взгляде приказывала ей никогда не говорить про него вслух, словно после этого на неё снизошло бы какое-то проклятье?

  она хочет знать ответы, но терпение — её благодетель.

  — я не обижаюсь, владыка, — тон у неё самую малость игривый, хотя и те нотки исчезают восвояси, когда Персефона ладонь протянутую закрывает, сжимая пальцы в кулак, а после к себе прижимает, опуская обратно на уровень бедра; удивительно то, насколько может успокаивать монотонное движение — подушечками перебирать плотную и лёгкую ткань одежд, задумавшись над чужими словами, выискивая даже в них любой намёк на интересующий ответ. — это забота и беспокойство, но это касается только смертных душ, не так ли? сомневаюсь, что мы хотя бы немного может причислить себя к живым существам, способным умереть от прикосновения, — пальцами она убирает пряди светлых волос со лба, заправляя те за уши. ветер волосы треплет, какие не сдерживают никакие золотые украшения. но ходить так среди людей — становиться причиной непонимающих взглядов, в притворяться ей удаётся очень даже хорошо. — и я на птицу не похожа, Аид. однако на всё твоя воля.

надоедливой ей аж никак быть не хочется, посему выбор чужой — не без скрипящего от укола грусти сердца — принимается, пока Персефона вооружается мягкой улыбкой вновь, радуясь тому факту, что ей наконец-то составят компанию. поразительно и восхитительно! столько времени потратить на то, чтобы никто не прознал про её маленькие путешествия, умело скрывать эти факты и действия, умудряться выдавать своё присутствие там, где её души и не было, а теперь всё так просто поставить на кон, пригласив с собой кого-то другого. бога. самого, пожалуй, таинственного и скрытного, но от этого вызывающего большее доверие. она не может этого объяснить, но это ощущается на подсознательном уровне: истинная возможность доверять, будто в ней так давно живёт уверенность в том, что Аид никому об этом не расскажет, не выдаст её тайну, а сохранит между ними двумя.
  именно по этой причине она не нуждается в том, чтобы задавать такие глупые вопросы.

  — рассказать ещё? — переспрашивает Персефона со слабым оттенком удивления на лице.

  что она может рассказать о смертных тому, кто руководит их душами, отправляя те в последний путь? вероятно, всё же что-то может, если ей задают такой любопытный вопрос, вот только для размышлений ей требуется несколько недолгих мгновений, пока они продолжают свою дорогу, ступая параллельно друг другу в этих тенях, направляясь к небольшому ходу, какой прочно соединяет два мира, не позволяя им пересекаться с обеих сторон, а только с одной; Персефона потирает пальцем переносицу, хмурит слегка брови, кои вызывают небольшие мимические морщинки на лбу, и в целом выглядит крайне задумчивой.

— я сомневаюсь, что моя мать вообще может проявлять тёплые чувства хоть к кому-то, — посмеиваясь тихо, она пожимает плечами слегка, пригнувшись под очередной веткой, растущей слишком низко. — но я нахожу смертных очаровательными. насколько они простые и хрупкие, ранимые и уязвимые, вот ровно настолько они лучше нас, — ей не хочется в чужих глазах показаться той, кто ставит под сомнения божественную важность, посему спешит исправиться: — если бы хоть кто-то из всех этих богов попытался понять человеческие ценности — было бы намного лучше, было бы приятней сосуществовать и продолжать выстраивать все эти семейные перипетии. если бы…если бы они хоть раз увидели, как могут любить люди, то испытали бы такой неимоверный стыд за собственное поведение, какое не вписывается ни в какие порядочные каноны смертных.

головой покачивая, Персефона продолжает путь, но иногда бросает взгляды на мужчину подле себя, не в силах остановить мысленный процесс, направленный на то, чтобы высчитывать расстояние между ними. шалость её — подобраться немного ближе, суметь урезать клятые миллиметры, когда они вдвоём преодолевают невидимый барьер и оказываются на той стороне леса, где деревья понемногу редеют, открывая вид на простирающийся вдалеке город с низкими домишками, плотно поставленными друг возле друга, с этими запутанными улицами, где она плутала поначалу, теряясь окончательно.

— меня покоряет их простота, хотя в этот самый момент в них можно найти столько всего неизведанного и непривычного для нас, — в складках хитона Персефона принимается пальцами скользить, выискивая что-то, а после достаёт пару драхм, припрятанных в поясе на талии. — столько восхищения из-за вина, хлеба и сыра. а что боги? настолько привыкли упиваться амброзией и виноградом, дожидаясь подношений, — говорит она тише, когда мимо них проходят люди. оскорблять божеств — сомнительная затея, даже несмотря на то, что тоже таковыми являются. однако останавливается Персефона возле небольшого фонтанчика перед широкой площадью, вновь протягивает руку, только уже для того, чтобы вложить монету в чужую ладонь. — когда я здесь, то останавливаюсь, чтобы загадать желание. просто попытка быть, как люди, но это достаточно забавная попытка.

http://nostresscross.rusff.me/viewtopic.php?id=24&p=2#p100943

● GOROU ●
● genshin impact ● друзья, а там посмотрим ●

original

● о тебе мне нашептали звёзды ●
Преданный и храбрый генерал с острова Ватацуми. Он родился со звериной боевой интуицией и несломимой волей, и способен найти путь к победе даже в безнадёжной ситуации. Будучи главой войск Ватацуми, ресурсы которых значительно уступают военной мощи сёгуната, Горо стремится обеспечить жителям острова мир и безопасность. Посторонним может быть невдомёк, что прошедший сотни битв Горо на самом деле мягкосердечен и прекрасно ладит со всеми подчинёнными. Для Горо окружающие его люди - не только храбрые солдаты, но и близкие товарищи. Они как сокровище, которое нужно оберегать. Поддержка земли, поддержка товарищей, возвышенные идеалы... Из этих сокровищ и родились честность и отвага Горо. Внутри Горо живёт необъятный, как сама земля, дух.

● нужнее воздуха ●
Можно попробовать в пейринг, но это не обязательно. Каст у нас дружный, игру найдем) Приходите, у нас весело)

узнай мою историю на этих страницах

Итто мог бы подойти к юной Сакуре и позвать ее на свидание в открытую, но это слишком просто, скучно и обыденно. А Аратаки Итто никогда не повернется к трудностям спиной, он встретится с ними лицом к лицу. Вот и приглашение госпожи Миядзаки на свидание было для него словно испытание, которое он должен пройти до конца. А в любом испытании есть трудности. — Ты что? Просто подойти к ней и пригласить? Это слишком просто. Нужен элемент внезапности, тогда она точно запомнит это приглашение, тем более так романтичнее — Итто говорит с таким видом, будто он объясняет Кудзё какие-то очевидные вещи. Будто он знаток и эксперт свиданий. За всю свою жизнь Итто пытался пригласить девушку на свидание несколько раз, и каждый раз это происходило внезапно, и каждый раз ему отказывали, но почему-то Аратаки был уверен, что в третий раз у него обязательно все получится. Они смотрит на Сару с долей недовольства, поскольку отвлекаясь на разговоры с ней, он может упустить момент, когда Сакура отправится за водой. А Итто совершенно не хотел остаться ни с чем. Поэтому ему приходится даже шикнуть на девушку и плевать, что возможно после этого шиканья он получит смачный пинок или удар поддых.

Следующее предложение тэнгу вызвало у Аратаки не только удивление, но и недовольство, что главарь прославленной Банды, аж вскочил, напрочь позабыв о своем укрытии. — В смысле дамы постарше?! Ты что вообще такое несёшь?! Она выглядит молодо! Ей не может быть много лет! Не может ведь?.. — они приложил руку к подбородку и задумался. Он знал, что некоторые девушки могут выглядеть моложе своих истинных лет, неужели Сакура одна из таких девушек?! Да быть такого не может. Она выглядит не больше двадцати лет. — В смысле замужняя?! Как замужняя?! Кто успел?! Кто посмел?! Кто этот жалкий червяк?! Ну ничего, я вызову его на честный бой и мы ещё с ним повоюем за сердце госпожи Миядзаки! Не может быть, просто не может быть, что его милая и прелестная Сакура оказалась замужем. Значит какая-то семейка всё-таки успела с ней породниться. Почему же она тогда гуляла одна, а не в сопровождении своего супруга, который теперь должен защищать ее от всех невзгод этого мира? Почему именно Аратаки пришлось защищать ее от бандитов?!

Итто не сразу соображает, что его возмущения можно услышать чуть ли не по всей округе, поэтому он поспешно прячется в кусты и опять утягивает Сару за собой, как только дверь домика открывается. На пороге показывается Сакура с коромыслом через плечо и двумя ведрами. — Вот она, вот она любовь всей моей жизни — Аратаки нетерпеливо ерзает сидя на корточках, но понимает, что лучше всего признаться в своих чувствах у реки, когда девушка снова попросит его о помощи. Теперь осталось осторожно следовать за ней, главное не испугать и не показаться на глаза раньше времени.

https://nostresscross.rusff.me/viewtopic.php?id=24&p=3#p118560

● CARLOS OLIVEIRA ●
● resident evil ● maybe i love you? ●

original & avan jogia or your choice

● о тебе мне нашептали звёзды ●— успокойтесь, дамочка. я не зомби! меня зовут карлос!самый молодой наемник u.b.c.s [umbrella biohazard countermeasure service - служба противодействия биологическим угрозам амбреллы], причисленный к составу взвода "дельта". специалист по тяжёлому оружию и транспортным средствам, что делало его ценным и почти незаменимым членом отряда. и просто тот, кто способен надрать задницу даже немезису. у мастерства, как говорится, возраста нет, да и пропить его невозможно. а карлос пытается это сделать регулярно, уж поверьте.
имеет латиноамериканские корни [мексиканец], а вместе с горячей кровью унаследовал и бурный нрав. пользуется популярностью у противоположного пола и не пропустит мимо ни одной юбки. нарциссические замашки прилагаются в комплекте с отменным чувством юмора, ослепительной улыбкой и самомнением, раздутым до размеров земного шара. но, кроме того, безрассудной отваги и героизма ему не занимать, как и готовности ринуться в бой без раздумий, особенно, если на кону стоят жизни тех, кто ему дорог. да, такие тоже имеются. всегда слушает приказы командования. слушает, делит на пополам и все равно умудряется сделать-по своему, да так, что, в конечном итоге, им остаются довольны.
в сентябре 1998 года, во время утечки т-вируса в раккун-сити, вместе со всем отрядом был отправлен в город, с целью эвакуации выживших. но, все пошло не по плану. даже опытные бойцы не могли сдержать натиск огромного количества зараженных, в результате чего, в живых остаются лишь немногие из всего взвода. карлос был первым, кто осознал, что срать амбрелла хотела на своих же людей, брошенных в самом центре бойни в качестве пушечного мяса. послав к черту устав, законы и клятвы, парень начинает искать выход из города, осажденного толпами живых мертвецов и становится одним из немногих, кому удалось избежать смерти в ту роковую ночь...

мой моральный кодекс трещит по швам из-за тебя,
поэтому ты можешь рассчитывать, что я всегда буду рядом...джилл смотрит на карлоса, звучно цокает языком и, в своей привычной манере, закатывает глаза: он невыносим. до одури упрямый и раздражающий... а от этого «супер-коп» её буквально передергивает. она отталкивает его, выпускает шипы и выстраивает незримые стены, защищая личные границы, которые оливейра, раз за разом, нарушает. ему плевать. он уже все для себя решил. решил, что она идеальна. решил, что будет принадлежать лишь ему. что же... упорства и настойчивости ему точно не занимать, ведь любой другой, на его месте, давно бы махнул рукой.
валентайн ловит себя на мысли, что было бы неплохо засадить ему пулю меж глаз, а после... сдается. сгорает и плавится под его прикосновениями_поцелуями, а на утро ругает себя и клянется, что это было в последний раз. но, все повторяется, снова и снова. он шепчет ей на ухо короткое «не отпущу» и джилл понимает, что это единственная правда среди всей фальши, окружающей её последние несколько лет.ты снова меня спасаешь...

● нужнее воздуха ●
да простят меня все почитатели пары крис/джилл, но я хочу видеть здесь этого невероятно харизматичного мексиканца, который не только не боится послать в далекое эротическое все руководство амбреллы, но и лично отправить по месту прописки каждого зомби или мутанта, что встретится на его пути. основной временной промежуток - 1998-2003, но можем разгуляться и дальше. что касается внешности - мне бы, конечно, очень хотелось, чтобы вы оставили эвана, но, если он совсем не идет, выслушаю ваши варианты. главное, не забывайте, что карлос - латиноамериканец, а значит жгучие голубоглазые блондины не прокатят.
все аспекты отношений карлоса и джилл обсудим уже лично, но, сразу с порога обещаю любить, лелеять, писать посты и баловать графикой. а еще очень прошу не удаляться по-английски. все мы люди, потому я пойму, если перегорите и захотите уйти.
связаться со мной можно  через гостевую и лс, а там уже поделюсь тг.
жду красавчика на шоу с тираном и мертвецами

это нужно видеть ♥

узнай мою историю на этих страницах

от валентайн пока нет постов, но, как только придете, с радостью покажу примеры игры за других персонажей.

Ее лицо было таким спокойным и безмятежным, что если бы не бледность, можно было запросто решить, что она просто спит. Заботливо расчесанные локоны водопадом рассыпались по ее плечам и подушке - даже после смерти они не утратили своего богатого блеска. Что и говорить, при жизни она была воистину прекрасна.

Но смерть шла ей к лицу больше.

Он стоял над ней, задумчиво сложив руки. Скорее всего, подумалось ему, она спустится в свой Ад, когда могла найти свое место в Вальгалле. И пусть она не была ни достаточно воинственна для этого права, ни тем более благородна, он бы смог устроить ей лучшую загробную жизнь. Если бы только она до самого конца не оставалась фанатичной до своего Христа сукой. 

Джейн не была хорошим человеком. Боги, да что сейчас, что тогда - не найдется существа, за которым не числился хотя бы один грешок. Но Джейн бы позавидовали даже самые отпетые, отвратительные грешники. И как она умудрялась при этом взывать к своему Богу каждое воскресенье, уповая на прощение? Джейн, как и многие смертные этого века, оказалась удивительно лицемерна. Но, тем не менее, она была его супругой, пусть между ними и не было любви - только очередной холодный расчет. Она была нужна Хави, как и он оказался для нее удобен - ни больше, ни меньше. "Это всего лишь бизнес, Хави", - говорила она, прыгая на своем телохранителе прямо на диване в их доме. Ей нужны были его деньги, ему - ее титул. Поэтому ему было глубоко плевать, с кем и когда она трахалась - главное, чтобы ей хватило ума не таскать их в его спальню.

Они даже не спали вместе: ее комната находилась на другом конце коридора. Что и говорить, Хави даже практически не ночевал дома, полностью занятый своей работой в городе. "Это всего лишь бизнес, Джейн", - говорил он ей, когда она поздней ночью закатывала истерики только потому, что папарацци успели заснять его в компании с какой-нибудь моделью или актрисой, с которыми просто здоровался или же перекидывался парой дружеских фраз. Может быть, она и позволяла себя застукать со своими любовниками только потому, что хотела вызвать ревность? Женщины - сложные существа.

Теперь она навсегда ушла и унесла с собой чьего-то ребенка, которого носила под сердцем. Хави прекрасно знал, что ребенок ему не принадлежал, но ему было удобно, чтобы пресса думала иначе. Несмотря на свой несносный характер, на публике она являлась самим воплощением слов "благородие" и "достоинство", а потому ни у кого даже не возникло подозрений, что их любимая Джейн, которую ее покойные любящие родители назвали в честь своей любимой писательницы, могла за одну только неделю по два круга собрать сразу все семь смертных грехов.

Но для той Джейн, которая периодически занималась благотворительностью (бездумно тратя его, Хави, деньги), требовались соответствующие похороны. Для людей она была едва ли не святой, а потому и проводить ее следовало со всем размахом. На ее счастье Хави знал, кто мог ему с этим помочь.

Из всех богов другого пантеона Аида он, пожалуй, уважал больше других. "Нашел родственную душу, да?" - с ехидством спрашивал его Хугин. "Вам, старикам, иногда полезно собраться вместе," - вторил ему Мунин. Один устало отгонял надоедливых птиц прочь. С владыкой Подземного царства Аидом у него не было ничего общего, куда легче было смешать воду и масло. Но он мог понять его, а для поддержания связи этого было вполне достаточно.

Милая девушка в коридоре предприняла честные, похвальные попытки его остановить:
- Простите, сэр, но вы не по записи... сэр!

Один лишь только рассмеялся - дружелюбно и с легкой хрипотцой, - потому что его очевидно рассмешила попытка девицы остановить его руками, когда он не только не остановился, но даже не шелохнулся. Право слово, лишь только пиджак смяла.

- Перестань, дорогая. Он всегда меня ждет. - И толкнул тяжелую дубовую дверь кабинета.

Ну только поглядите на него, даже по телефону не разговаривает. Один замер на пороге лишь только на долю секунды, позволив ему оценить ситуацию, пока секретарша за спиной пыталась толи протиснуться мимо него в кабинет, толи объясниться. Ну что за дела. Один слабо покачал головой, растянув губы в слабой полуулыбке.

- Совсем их не жалеешь, а? - поинтересовался он.

Его не приглашали - это так. О его приходе даже не оповестили заранее. Но правила смертных не имели веса, когда дело касалось имени Всеотца.

Один прошел в кабинет, плюхнулся в кресло напротив и поставил на стол запечатанную бутылку медовухи - продукт, чей рецепт не смогла повторить еще ни одна пивоварня. Удобно иметь в руках легальный бизнес.

- Давно не виделись, мой старый друг. - Произнес он. - Как дела? Работа? Еще не надумал взять долгосрочный отпуск?