ОТНОШЕНИЯ И ОБЩИЙ СЮЖЕТ.
• • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • •
- Не понимаю, зачем ты это делаешь, - склянки в её руках звякают, потому что дрожат пальцы. Невилл в ответ лишь хмыкает, да пытается вернуть протянутое обратно - не нужно оно ему, или гордость не позволяет. Тепло чужих пальцев обхватывает ладони так аккуратно, словно боится лишним прикосновением поранить, Эрис же сопротивляется и в итоге собственными руками распихивет пузырьки с зельями по карманам Лонгботтомской мантии. Пригодится. Методы обучения от Кэрроу особой добротой не отличаются, особенно не к тем, кто лезет на рожон. Она и вовсе удивлена, что гриффиндорец нашёл сегодня силы не просто написать - явиться на встречу.
Света мягкого словно долька мандарина месяца, проникающего сквозь пыльные окна, едва достаточно, чтобы разглядеть в темноте силуэт. Акриловая майская ночь усыпана звёздной крошкой, но темна, а шелест порывов ветра отпугивает остальные звуки, и вовсе порой не слышно, что происходит за дверями заброшенного кабинета. Только здесь - безопаснее, чем в коридорах, легче пересечься, чем где-либо ещё.
Только пыльные рогатые чудовища, прикидывающихся грудами нагромождённых друг на друга столов, не делают атмосферу хоть сколько-то дружелюбной и заставляют Эрис вздрагивать от любого шороха.
- Мы, гриффиндорцы, выскочки все как один, - отвечают ей напыщенно, почти обиженно. Не разглядеть глаз, только осветлённый абрис лица словно кривит губы в недовольной гримасе. Говорят они полушепотом, стараясь быть ближе, чтобы друг друга услышать. Когда Невилл подскакивает, чтобы сесть на стоящий позади стол, Эрис придвигается и почти касается его колена бедром. Опираясь на ту же столешницу, уже через мгновение брезгливо отдёргивает руки - мягкие комья свалявшейся пыли прилипают к повлажневшим ладоням. Лонгботтом фыркает, за что девушка прижимает грязную руку ему ко рту и злорадно показывает язык на недовольное мычание.
Всё не так. Он просто рискует собой и страдает каждый раз - за что? Каждый раз, каждый раз Эрис больно и страшно это видеть. Она отчаянно желает, чтобы всё прекратилось, и вернулся прошлый год, без... всего.
Тогда было весело, хоть и лихорадило факультеты сплетнями о войне.
Тогда главным героем всея школы продолжал быть выскочка Поттер, а про Лонгботтома никто и не вспоминал.
Тогда они не общались вовсе, и это к лучшему. Вздох, прерывистый от подступившего к горлу кома, вырывается сам собой.
Жестокость взрослых пугает, но Невилл их словно не боится вовсе. От этого страшнее только, уже за него. Странно это и непоследовательно, ведь они совершенно из других миров, и Эрис в данной ситуации в безопасности. Может быть, именно в собственной безопасности и проблема - сложно иное принять.
- Ты что, плачешь? - Лонгботтом тянет руку, едва отплевавшись, почти касается пальцами её щеки. Сэлвин отрицательно мотает головой и обхватывает себя за плечи, сообщая, что просто холодно, и не упрямится, когда приобнимают за плечи - прячет лицо в чужом плече, закрывая глаза. Ресницы слипаются от влаги. Если ей холодно, то может и погреться.
• • •
- Я не настаиваю, конечно, но ты бы очень нам помогла, - сидящий рядом с нею мужчина ничем не напоминает Лонгботтома. Знакомую мимику на чужом лице улавливать странно, знакомые жесты в исполнении незнакомого волшебника сбивают с толку. Возможно, услышь Эрис голос Невилла, было бы легче - они часто встречались после наступления сумерек, а в темноте все кошки серы, только на мелочи внимание и обращаешь. Но и голоса нет. Оборотное зелье не делает исключения в переменах. Она едва-едва узнаёт гриффиндорца по походке, и то потому только, что ждала.
Выступившие против сторонников Лорда волшебники теперь скрываются. Они вне закона, их разыскивают, и точно не погрозят пальчиком при поимке. Эрис, даже зная это, приходит: встреча в людном месте, хоть и чревата тем, что его узнают, всё же более безопасна, чем там, где наблюдателей немного. Люди в толпе куда меньшее внимание друг другу уделяют, чем можно подумать.
Не завтракала, и живот теперь подводит, бурчит, привлекая внимание - вызывает смущение. Но и кусочка не лезет, и гложут, продолжают гложить нервы.
Может быть, придя на уговорённое место, она совершает ошибку. Может быть, беспокоясь за Лонгботтома, Сэлвин роет себе и своим родным могилу - он преступник, которого, стоит только намекнуть Деймосу, в лучшем случае отправят в тюрьму. Только Эрис молчит. Волнуется. Ждёт. Лондон впервые за несколько недель заливает теплом выглянувшее из-за туч летнее солнце, а она и не замечает, только щурясь, когда отразившийся в окне напротив солнечный зайчик попадает в лицо. Мешочек с мелкими артефактами, которые её просят продать, лежит между ними на столе нетронутый, а Невилл держит за руку, большим пальцем оглаживая костяшки пальцев. Кажется, это самый откровенный жест, который он себе позволил.
Нет в жизни сугубо хорошего или сугубо плохого, есть только благородное или подлое. Всему остальному придумают ярлык пришедшие после. Соберут вместе подробности, как в книгах Риты Скитер, лишь бы к какому-то знаменателю привести. Вот только как жить-то, это осознавая? Каково это, знать, что фактически предаёшь доверие одного из самых близких людей?
- Тебе не следовало просить меня, мой брат - заместитель главы М.О.Р., - пальцы, удерживающие её, на секунду сжимаются, и привычно обиженную гримаску Эрис распознаёт без проблем даже на этом бородатом лице:
- Я просто хотел тебя увидеть.
Нечестно это. Прикладывая кончики пальцев к губам, чтобы сдержать рвущуюся наружу глупую радость и ещё более глупый ответ, Сэлвин уже знает, что не сможет отказать.
