Коралина открывает глаза, когда звенит будильник. Она знает, что должна это сделать.
Это просто тайм-менеджмент, не тяга контролю, так она успевает больше, всё в порядке.
Усталость и трёхчасовой сон влияют на настроение и цвет лица. Коралина знает, что это исправит завтрак и чашка кофе. Просто тело не успело восстановиться. Это совсем нестрашно. Немного консилера и улыбка отлично дополнят образ.
Поход в душ занимает привычные пятнадцать минут, чтобы не терять время — тренирует улыбку у зеркала, когда чистит зубы.
По пути на кухню проверяет почту, ставит кофеварку и тосты. Смотрит на часы. Удаляет пропущенные от Сэма. На них больно смотреть и это плохая тема для размышлений в 5:45 AM. Грегг просил приехать пораньше и помочь подготовить бумаги, ей никогда не было сложно помочь. Начальству вообще не отказывают в трезвом уме.
Вместо новостей — музыка, Коралина пританцовывает и кружится по кухне, отправляет Юэну несколько сообщений. Просто интересуется, всё ли в порядке. Только спрашивает, как он. Это не давление. Она беспокоится. Нет, это не безумный жуткий хтонический страх, граничащий с паранойей. Нет, она не больна. Просто брату сложно, а она — хорошая сестра. Это просто поддержка. Не нужно усложнять.
Сверяется с прогнозом погоды, читает сегодняшнюю аффирмацию. Говорят, это полезно. Позитивный настрой.
С экрана телефона на неё смотрит простая фраза: У меня много энергии и жизненных сил.
Коралина повторяет её трижды на всякий случай. Становится легче.
В 6:13 AM она возвращается в спальню, отвечая на звонок Грегга.
Доброе утро. Да, она будет. Да, вовремя. Спасибо, что напомнил, Грегг. До встречи в офисе.
Обнаруживает, что и новые брюки стали ей велики. Делает глубокий вдох, достаёт платье, делает себе мысленную пометку — купить на размер меньше, если появятся лишние деньги.
Спойлер: они будут у неё примерно когда-нибудь никогда.
Коралина об этом, конечно, не думает.
В конце концов, ей идёт синий — отличный цвет. Добавляет весомости и официоза. А платье придаёт женственности. Ей нравится, как выглядит силуэт в зеркале. Пожалуй, достаточно серьёзно. Ничего лишнего.
Она дополняет его пиджаком и наносит скромный простой макияж. Немного подправить цвет лица, выделить скулы и подчеркнуть глаза. Взгляд в работе юриста — это очень важно. И довершить нейтральной помадой.
Ещё десять минут уходит на проверку документов.
Приходит сообщение от Сэма.
Коралина останавливается на секунду, вздыхает, смахивает его с экрана смартфона не читая и убирает договора в папку.
Нет, мы не сможем увидеться в среду, Сэм. И в четверг тоже не сможем. Прекрати мне писать. Мне очень жаль, Сэм. Правда, очень.
У неё совсем нет времени для таких мыслей. Она не привыкла опаздывать на работу и не поступится своими принципами сейчас.
В половине седьмого она стоит в строгих туфлях и классическом пальто, закрывая дверь квартиры. Грегг может на неё рассчитывать, она не подведёт.
Утренний Эдинбург кажется ей немного ленивым и сонным, но таким нравится больше всего. Красивее он бывает разве что в сумерках или глубокой ночью, когда пустеет — тогда можно услышать настоящее дыхание города, а не людей в нём, потому что они прячутся по домам, и эта огромная каменная громада показывает характер.
Коралине нравится мир без людей. С людьми нравится тоже, просто чуть меньше. Она списывает это на усталость.
Можно было бы потратиться на такси, но она уже присмотрела Юэну отличные новые краски — заказ придёт со дня на день. Коралина отказывает себе в капризах, практичность — залог стабильности. А стабильность их семье сейчас очень нужна.
Поэтому она теряется в шумной паутине, многоликой и многорукой, сохраняя осторожность. И не садится в автобусе, чтобы не помять платье — важно выглядеть безупречно. И гораздо полезнее для здоровья.
Диалог с Юэном всё так же полнится тишиной. Коралина не требует от него сиюминутных ответов. Он творческий человек, и наверняка спит. Скорее всего, вновь работал до утра. Или смотрел фильмы. Или... Она успокаивает себя, окончательно зафиксировав на лице вежливую полуулыбку.
И входит в офис ровно в 6:51 AM. До начала рабочего дня ещё два часа. Она всё успеет, Грегг будет доволен.
Коралина погружается в работу резко, ныряя в тёмные воды с головой. Это помогает отвлечься, занимает на самом деле. Позволяет унять тревогу и беспокойство. И она совсем не смотрит на телефон.
Время до обеда проходит совсем незаметно.
Она позволяет себе полчаса на овощной салат и яблочный сок. И ещё одну чашку кофе.
Проверяет сообщения.
Два пропущенных от Сэма.
Ей действительно жаль, но у неё планы на вечер. На ближайшие вечера. На ближайшую жизнь. Она проведёт их с Юэном. Все до единого.
Коралина не отвечает. Снова удаляет звонки. Всё в порядке, всё действительно хорошо.
И возвращается к работе. У неё ещё очень много дел, чтобы отвлекаться по пустякам.
Тревога усиливается, скручивается котёнком в животе, растёт и ширится. Она заполняет Коралину до краёв. Превращается во что-то жуткое и большое. Раздирает живот изнутри, цепляется за рёбра и ползёт вверх, струится змеёю по позвоночнику, обвивает шею удавкой.
Телефон по-прежнему молчит.
Офис пустеет.
Наступают сумерки.
Коралина сжимает кулаки, впиваясь в ладони пальцами — ей нужно, просто нужно написать брату. Ей нужно ему позвонить.
Она говорит себе, что это паранойя. Что так нельзя. И разбирает стопку документов. Её хватает ещё на час.
Ей совсем не становится лучше. Вообще. Никак.
Когда вечер накрывает Эдинбург, она делает перерыв. Просто усталость. Просто ещё чашка кофе.
И звонит Юэну. Он не отвечает.
Где же ты, Юэн? Где же ты?
Проходит ещё три часа, Коралина тонет в чужих делах и проблемах, но не вникает в происходящее.
Что-то не так.
Всё.
Всё не так.
Юэн молчит.
Коралина трёт виски и идёт мыть чашку.
Ей действительно страшно.
Она кажется себе стервой и истеричкой, не дающей брату дышать. И знает, что это неправильно.
Звонит ещё раз. Гудки идут, нет ответа.
Документы отправляются в шкаф. Коралина проигрывает своим иррациональным страхам, извиняется перед Греггом, отпрашивается пораньше. Рабочий день закончился четыре с половиной часа назад.
Грегг смотрит в её глаза и отпускает. Спрашивает: — Всё в порядке?
Коралина, конечно, кивает. Кивает, выходит из офиса и ловит такси, называя адрес Юэна. Очень вежливо просит ехать быстрее. Говорит, что опаздывает.
Вот только... куда?
Через четверть часа она покидает салон, бежит в магазин и покупает что-то на ужин.
Боже, Коралина, ты сошла с ума.
Пальцы дрожат, она едва не роняет телефон на кассе.
Все внутренности выворачивает. Её тошнит.
Коралина стучит каблуками сначала по асфальту, потом — по лестнице, с трудом попадает ключом в замок.
— Юэн, я привезла ужин!
Тишина оглушает. Она слышит шорохи и хрип.
Коралина роняет пакет, сломанными дрожью руками бросает на пол пальто, забывает снять туфли.
Коралина проходит в квартиру, захлёбываясь ужасом и темнотой, и мотыльком бросается на свет в кухне.
Коралина оглушённо замирает в проходе.
И кричит.
Юэн, Юэн, боже мой, Юэн, что же ты наделал, Юэн?
Оживает. Отмирает. Вздрагивает. Тонет в слезах, глотает воздух. Умирает внутри.
Ловит Юэна, пытаясь удержать.
Он дёргается в петле. Или в руках?
Только не это. Только не это, нет, пожалуйста, нет.
Она хорошая сестра, господи, нет. Господи, Юэн!
Она уже здесь. Она рядом.
Юэн, дыши, пожалуйста, только дыши.
Она найдёт ещё подработки. Она привезёт красок. И найдёт другого врача. Она будет стараться лучше. Честное, честное слово!
Боже мой, Юэн, прости!
Ей так страшно, страшно не удержать. Не справиться. Потерять.
Юэн, только не надо. Только не так. Только не ты.
Всё будет хорошо. Обязательно будет.
— Юэн, я здесь, — задушенный шёпот теряется в беззвучных рыданьях, Коралина чувствует тело брата плечом и молится, чтобы это было не просто тело, чтобы это всё ещё был её брат.
Это опоздание она себе никогда не простит.
Коралина жмурится и боится открыть глаза. Она заставляет себя, приказывает себе, вынуждает себя. Нужно вытащить Юэна из петли.
Она делает всё, что необходимо. Она не справляется.
— Юэн... Юэн, прости.
Водостойкая тушь не течёт, слёзы смывают только тональный крем и консилер.
Коралина отирает дорожки ладонью. Сжимает челюсти до боли, когда понимает, что зубы стучат.
Стягивает проклятую удавку и обнимает брата.
Тревога внутри утихает, шторм заканчивается — ужасы становятся реальны, обретают форму, фактуру, цвет.
Она — очень, очень плохой человек. И плохая сестра.
И сидит в грязных туфлях в кухне брата. В платье. На полу. Эта мысль вспыхивает внезапно.
Она извиняется: — Я всё... я всё уберу. Я сейчас всё уберу, хорошо? Ладно?
